Владимир Зазубрин - Два мира (сборник)

— Ну, натешились, товарищи? Кончайте.

Поручик глазами рвал спокойных, неумолимых врагов, тяжелыми мохнатыми глыбами окаменевших в пяти шагах. Синие щеки и носы офицеров покрылись белыми пятнами.

— У нас патронов мало. Стрелять мы вас не будем.

Белый кусок упал с усов Ватюкова.

— Бегите к своим. Добегете — ваше счастье, не добегете — не взыщите.

Офицеры с трудом вытащили ноги из снега, побежали. Партизаны сели в сани, поехали в село. Навстречу ползли две санитарные подводы.

— Как, товарищи, раненых, поди, нет больше?

— Нет, убитые только остались. Все равно подбирать надо.

Костя Жестиков пришел в сознание, приподнялся.

— Господа, скорее меня в лазарет. Я доброволец. Я сильно ранен. Скорее, господа, а то нас бандиты накроют.

Старик Чубуков переглянулся с зятем.

— Слышь, живой доброволец!

— Каки бандиты? — спросил Чубуков.

— Известно какие, красные партизаны.

— Ну, брат, до них далеко. Их угнали и не видать.

— Угнали — это хорошо. Только скорее, господа, а то я истеку кровью.

Жестиков оживился, поднял воротник, засунул руки в рукава. Ранен он был в бедро. Кровь промочила у него все брюки, натекла в валенки.

— Сейчас, сейчас, мы вас за полчаса доставим.

Партизаны сели в сани, дернули вожжи. Кругленькие мускулистые минусинки пошли мелкой рысцой. Зять Чубукова сидел рядом с Жестиковым. Черная борода партизана тряслась, на лицо добровольцу падали с нее холодные, мокрые комья снега.

— Давно вы этак добровольцем-то воюете?

— С самого первого дня переворота. Да до переворота я еще в офицерской организации состоял.

— Гм… Награды, поди, имеете?

— Нет, у нас полковник скуп на этот счет. Хотя меня все-таки представили к Георгию.

— Ага, ишь ты!.. Гярой, значит!

Жестиков самодовольно улыбнулся, бедро заныло, доброволец поморщился.

— Да, я повоевал. Свой долг исполнил, теперь и отдохнуть имею право.

— Конешно, конешно. Обязательно отдохнуть.

Партизан отвернул в сторону лицо. Жестиков болтал без умолку.

— Пусть кто другой повоюет так, как я. Красная сволочь долго будет помнить господина вольноопределяющегося Константина Жестикова. Широкинцы уж наверняка меня не забудут. Ах, и почертили мы там. Девочка какая мне попалась!..

К горлу партизана что-то подкатилось, не своим, глухим голосом он спросил добровольца:

— Это в Широком-то?

— Да.

— Какая?

— Совсем, знаешь ли, молоденькая, лет пятнадцати-четырнадцати, не больше. Невинненькая еще была. Как ее звали? — Жестиков задумался на минуту. — Да, Маша, Маша. — Мы ее с Пестиковым в курятнике прижали. Она там пряталась. Потеха!

Жестиков тихо засмеялся, схватился за рану.

— Ох, нельзя смеяться-то, больно.

Партизан размахнулся и тяжело стукнул раненого по зубам.

— Заткни свою глотку, погань!

— Ты чего это?

Жестиков еще не понимал, в чем дело.

— На каком основании?

Партизан плюнул ему в глаза, бросил вожжи.

— Вот тебе, гаду, основания! Вот тебе основания!

— Партизаны, а-а-а, карау-у-ул!

Жестиков подавился обломками своих зубов.

— На вот тебе, сволочь!

Чубуков остановил лошадь. Летягин, черный от гнева, топтал Жестикова ногами.

— Ты чего это, Иван?

— Тятя, он ведь Маньку-то нашу изнасильничал!

— Ну?

— Сам расхвастался, гад.

Иван, тяжело дыша, соскочил с саней.

— Никак околел? Айда, Иван. Время неча терять.

— Айда!

Партизаны погнали лошадей.

В Рождественский сочельник, перед рассветом, от Медвежьего к тайге, по чистому полю поскрипывая лыжами, быстро скользили двое. Среднего роста, крепкий, широкоплечий, с длинной серебряной бородой, в малахае и белодохе — Федор Федорович Черняков, и высокий, костлявый, бритый, с короткими, обкусанными, торчащими щетиной усами, в рыжем телячьем пиджаке и таком же картузе — Никифор Семенович Карапузов. Старики гнулись под тяжестью больших мешков, привязанных за спиной. Они везли партизанам медикаменты, купленные в городе. Лыжи глубоко уходили в снег, нападавший за ночь. Идти было трудно. Под теплыми мехами на спине и на груди у лыжников рубахи отсырели от пота.

— Закурить бы надо, Федор Федорыч, — остановился Карапузов.

— Оно бы, конешно, хорошо, Никифор Семеныч, да как бы не заметили нас?

— Ну, в этаку темень да рань. Поди, спят все без задних ног.

Карапузов вытащил из-за пазухи короткую самодельную трубку. Черняков достал кисет. Сбоку в темноте фыркнула лошадь. Старики вздрогнули, насторожились. На дороге отчетливо хрустели конские копыта, едва слышно брякало оружие. Несколько красных точек, покачиваясь, плыло в тайге.