Георгий Жуков - Один МИГ из тысячи

Три дня мог провести Покрышкин дома. Как много это и как мало для солдата, приехавшего на побывку после более трех лет войны! Он заранее знал, что каждый из этих дней будет заполнен до отказа. И все-таки ему трудно было представить себе, какими волнующими они станут для него. И не только для него. Для города. Для области. Для людей, которые знали его раньше, и для тех, которые впервые познакомились с ним.

Покрышкина ждали в Новосибирске сотни неожиданностей, и начались они с первых же минут. Он жил когда-то с семьей в маленьком домишке на улице Лескова. Семья была большая, и Сашка-инженер, как звали его мальчишки за страсть к хитроумным изобретениям вроде самоповорачивающихся фар на автомобиле, рано начал зарабатывать свой хлеб. Покрышкин думал, что сейчас его повезут на улицу Лескова. Но автомобиль, в который его усадили с матерью и женой, свернул с Красного проспекта на улицу Державина и остановился у нарядного, украшенного затейливой резьбой нового дома. Здесь тоже собралась большая толпа.

— Приехали, Александр Иванович, — сказал секретарь областного комитета партии Кулагин, отвечая на недоуменный взгляд летчика. — Вот это и есть ваш дом. Подарок вам от земляков.

Покрышкин вышел из машины и поднялся на крыльцо. Люди зааплодировали. Полковник обернулся к народу.

— Спасибо! Большущее спасибо, земляки!..

А мать уже тормошила своего большого, плечистого сына, тянула его к двери, чтобы поскорее показать ему все-все: и комнаты, в которых еще пахнет краской, и портрет, написанный за глаза местным художником, — не похоже, но все ж таки подарок от сердца! Родные, друзья, товарищи по учебе в фабзавуче — теперь инженеры, начальники цехов — забрасывали его вопросами, говорили каждый о своем. Покрышкин волновался; казалось, он ничего не слышит: перед ним ярко горели глаза жены — скоро она должна была подарить ему первенца...

Но вот уже Покрышкин снова идет к машине, снова к нему тянутся руки с букетами цветов, люди кричат «ура», знакомые и незнакомые сердечно здороваются с ним. Он спешит на родной завод, где в 1932 году начал трудовую жизнь. Машина мчится через город, и Александр Иванович с трудом узнает памятные ему улицы. Незнакомый величественный театр. Незнакомый огромный вокзал. Незнакомые заводы, заводы, заводы...

Машина въезжает на длинный понтонный мост через Обь — она держит путь в Заречье, там дымят десятки новых труб. Вода в Оби угрюмая, стылая, навигация идет к концу. С причаливших к берегу пароходов катят бочки с рыбой. Свален грудами лес, высятся горы каких-то ящиков, огромных катушек, обвитых канатами. Видать, стройка продолжается полным ходом.

За рекой первозданный хаос деревянных домишек и бараков. И тут же, тесня их, выступают во всем своем величии заводы-гиганты. Покрышкин вдруг узнает зажатое в нагромождении новых цехов здание школы фабзавуча, где он учился в 1931 году. А вот и цех, в котором он потом работал. Каким маленьким теперь он кажется, а ведь тогда выглядел гигантом!

У проходной машина тормозит. Летчик хмуро косится на свой огромный портрет с надписью: «Трудиться для победы, как сражается Покрышкин!» — и торопится протиснуться в узкую дверь. В эту минуту ему, видимо, хочется почувствовать себя вот таким же рабочим парнишкой, какие сейчас восхищенно глазеют на него и каким сам он был двенадцать лет назад.

А вот и ровесники — широколобый Ломов, подтянутый, аккуратный в военной гимнастерке Бовстрочук. Эге, они стали, видать, важными птицами, времени зря не потеряли. А рядом с ними — молодежь. И кто знает, кому из них через десять лет быть инженером, кому — героем-летчиком, кому — ученым, кому — мастером своего ремесла?

Покрышкина подхватывают на руки и несут в цех. Он весело отбивается; его стискивают еще крепче и высоко поднимают, чтобы все видели знаменитого земляка. Потом бережно ставят на землю, толпа сбивается еще теснее и с этой минуты не отпускает его. Полковнику все интересно, все он хочет посмотреть: и новые станки, и те тиски, у которых он когда-то работал, и продукцию, что выпускает завод, и — главное! — его людей.

Видать, несладкая тут жизнь, в тылу: все отдано фронту. Люди изможденные, худые, одеты плохо, но глаза у них горят, их поддерживает вера в скорую победу. У станков бледные женщины, подростки. Многие не уходят отсюда по двенадцати часов, и работа очень тяжелая: всюду раскаленный металл, сизый едкий чад от печей, гарь, копоть. Здесь же, на остывающих болванках будущих снарядов, кипятят чаек, пекут картошку. Те, кто далеко живет от завода, норовят и переночевать в цехе, чтоб сэкономить силы.