Величко Нешков - Наступление

— Да-да! — Матейчо сделал вид, что это имя ему известно, хотя сам впервые услышал его. — Как-то мне пришлось заниматься с адвокатами. Возможно, он вел дела наших ребят.

— Да, ведь это его работа, — добавила она.

— Стало быть, найдем общий язык, — промямлил Матейчо. — А как ваше имя?

— Раина, — ответила она и стала накрывать стол к ужину.

Матейчо переступал с ноги на ногу, с любопытством и скрытой завистью осматривая аккуратную и хорошо оборудованную кухню. Он все еще не мог преодолеть свое смущение и неловкость. Раина лукаво улыбнулась, указала ему место за столом:

— Пожалуйста, садитесь. Сейчас только налью в кувшин вина! — И она выскочила наружу.

Как только она вышла, Матейчо облегченно вздохнул и полушепотом сказал себе:

— Вот дела! Это тебе не то что в деревне. Ну, фельдфебель, ну, дьявол, разместил меня у такой крали…

Сначала Матейчо держал вилку неловко, рука его подрагивала, но после второго бокала появилась уверенность и веселое настроение.

Щеки Раины порозовели, язык развязался. Это придало еще больше смелости Матейчо, которым овладело внезапное пьяное желание говорить. Он и сам не мог себе объяснить, почему в присутствии этой женщины у него появилось желание рассказывать ей только страшные истории. Его не интересовало, что ее любопытство и сочувствие были притворными. Он спешил выставить себя в лучшем свете, таким, каким он себе и во сне не снился. Стоило ему вспомнить, что он был в тюрьме, как его подхватила неудержимая волна бахвальства. Он рисовал себя первым среди лучших. Притворно-наивные вопросы Раины подбадривали его еще больше.

— Ах, вы были приговорены к смертной казни? — спросила она, слегка прикусывая нижнюю губу.

— Конечно! — самодовольно рисовался Матейчо. Он врал не моргнув даже глазом: — Целую ночь сидишь, бывало, в камере и ждешь, что каждый миг звякнет ключ и тебя поведут на виселицу…

— Ох, это ужасно, мое сердце разорвалось бы… — вся дрожа, проговорила хозяйка.

— Я твердо решил требовать для себя смерти без формальностей.

Она смотрела на него изумленно, может быть, даже верила ему, а Матейчо, довольный произведенным эффектом, продолжал:

— А знаете, мы, осужденные на смерть, по приказу сверху должны были плевать в глаза попу, а если у нас не были связаны руки и ноги, то давать хорошего пинка прокурору. И страшно, когда тебя ведут вешать, а ты еще не проснулся…

— Почему? — прервала она его.

— Потому что, скажем, ты сладко спишь, снится тебе что-то хорошее, и вдруг набрасываются на тебя стражники, сбивают тебя с ног, и ты, будучи неготовым, невольно проявляешь слабость перед лицом врага.

— Вы много страдали, — сочувственно вздохнула она, долила ему в бокал вина и наивно спросила: — А как же вам удалось спастись?

— Не посмели со мной разделаться. Чугун им пригрозил. Послал письмо, что всех начальников пустит из-за меня в расход, если только посмеют меня тронуть… Э, хозяйка, оставим этот разговор! Этой истории конца нет, — небрежно махнул он рукой. Его охватил какой-то беспричинный смех. Был бы сейчас за дверьми Калыч или кто-нибудь из каменопольцев, кто бы мог услышать, как он тут хвалится, и рассказал ей, как он по глупости попал в ловушку Ристо Шишмани, как умолял Цено Ангелова и Костова, чтобы его отпустили. Да, жаль, что тогда он застал их в плохом настроении, и они с легкостью решили его судьбу.

Начав врать, Матейчо уже не мог остановиться. Он хотел окончательно удивить свою хозяйку.

— А вот осенью на фронте в Македонии…

— А вы и на фронте были? — прервала она и вспомнила; что у нее было легкое увлечение офицером из военного округа прошлым летом, пока не отменили мобилизацию ее мужа в корпус в Венгрию.

— Конечно был, и даже добровольцем. Партия меня не отпускала, но я пошел на свой страх и риск. Хотелось мне пустить немецкой кровушки. — Он стискивал зубы так, будто против него действительно находились захваченные гитлеровцы, которые ожидали решения своей судьбы, зависевшей от его благоволения. Он начал ковырять в зубах вилкой. Это вызывало у Раины легкое отвращение к нему, но Матейчо продолжал лгать, ничего не замечая: — Значит, я ответственный и главный начальник всего фронта. — Он сделал рукой широкий круг над столом. — Мы удерживаем одну главную высоту, а они, понимаете ли, прут на нас, как осы. Отдаю ребятам приказ ждать. Решил подстроить фашистам пакость, какая им даже и во сне не снилась. Как только они приблизились к нам, я встал во весь рост и буквально закидал их гранатами, не менее двух-трех ящиков высыпал им на головы. Что там было, рассказать невозможно!