— Господин фельдфебель, порвите ее! — умоляюще смотрел на него завхоз.
Женщины в дверях прыснули со смеху, и завхоз повернулся к ним:
— Вы бы помолчали, я про вас тоже кое-что знаю!
Станков поднял руку:
— Господа, спокойно, вы все успеете высказаться! — Он не спускал глаз с Траяна, который выкладывал на стол деньги.
Фельдфебель-завхоз потянулся к пачке денег, но Станков взял его за локоть.
— Не трогать! — властно приказал он.
— Я хочу взять только свое, отсчитайте мою зарплату.
Женщины опять захихикали. Станков почувствовал себя особенно счастливым оттого, что ему представилась возможность показать себя в присутствии стольких женщин.
— Ничего я вам не дам, — заупрямился он. — Все будет запротоколировано и приложено к делу. Ну, — обратился он к Луканче, — если можешь считать деньги, считай, у меня другие дела есть.
Луканче начал слюнявить пальцы и неловко пересчитывать грязные банкноты.
Потом Станков сам проверил сумму и, победоносно посмотрев на всех, сказал:
— Под протоколом подпишитесь как свидетели, а начальство скажет, кому и что вернуть. Ох, — нарочито вздохнул он, — ну скажи, что с тобой делать? — Он поднял руку. Испуганный Траян загородился от удара, но у Станкова не было намерения таким способом проявлять свою власть. При других обстоятельствах, какой-нибудь месяц назад, Станков избил бы Траяна, да так, чтобы негодяй целую неделю не смог вставать.
Поздно ночью Траяна доставили в штаб полка. Еще долгое время он был предметом внимания писарей, связных и порученцев…
Сначала шел мелкий дождь. Потом северный ветер, острый, как лезвие бритвы, усилился. Начался дождь со снегом. Солдаты, промокшие до нитки, измотанные до предела боями и напряжением, вторую ночь не отдыхали. Отрезанные со всех сторон, потерявшие связь с полком, они продолжали отчаянное сопротивление.
Около полуночи наступило временное затишье. Из пустых мешков для сухарей были вытряхнуты последние крошки. Слановский посиневшими от холода руками потрогал рукав шинели. Она стала твердой, как жесть. Рядом с ним дрожал от холода Сава. Не находя слов, он только грустно улыбался:
— До чего же живуч человек, господин подпоручик! В такую погоду хороший хозяин и собаку из дома не выгонит, а мы ничего — выносим все.
— Бывает и похуже, — ответил Слановский и прислушался, потому что справа кто-то позвал его. — Я здесь, — негромко сказал он.
Его разыскивал новый помощник командира роты.
— Садитесь, — предложил ему Слановский, с трудом подбирая под себя отяжелевшую от сырости шинель.
Ганев тут же опустился на землю.
— Женщинам здесь делать нечего, — улыбнулся он лукаво, — да и мужчинам нелегко. Связи с полком еще нет?
— Нет, — вздохнул Слановский.
— Как же это могло случиться, что гитлеровские танки сумели вклиниться? — почти про себя сказал Ганев. — Сейчас делал обход, держатся все молодцом, окапываются — во-первых, таким образом согреваются, а во-вторых, утром будут более удобные укрытия. Только, кажется, патроны на исходе.
— Будем держаться до конца, а если суждено нам здесь погибнуть, то погибнем. Где это громыхнуло с полчаса назад? — Слановский указал на восток в темноту.
— Не понял, но ведь, кажется, как раз в том направлении ушли капитан Тодоров и тот унтер-офицер, с усами, все забываю его имя.
— Антон, — добавил Слановский и вскинул голову, как будто воспоминание о помощнике командира батальона и унтер-офицере вывело его из забытья. — Вы устали, отдохните, теперь я сделаю обход.
Ганев снова улыбнулся и шутливо добавил:
— Разве можно отдыхать в такой грязи и холоде?..
На рассвете дождь со снегом перестал. Утих северный ветер, но лица солдат все еще были серыми от холода и сырости. Хмурое утро действовало на них так же угнетающе, как пули, мины и голод. Светало, но большинство солдат без радости встречали этот день.
Капитан Тодоров и Антон вернулись промокшие и грязные. По выражению их лиц все поняли, что радостных или обнадеживающих вестей они не принесли.
— Ну? — только и спросил Слановский.
Вместо ответа Тодоров спросил:
— Как настроение солдат?
— Как у мыши в капкане, — вымученно улыбнулся Киро.
Позади них грохотала артиллерия. Слановский, Тодоров и Антон прислушались.
— Наши, — показал рукой Антон, — значит, нас не забыли.
В пятидесяти шагах от командного пункта Слановского Луканче прислушивался к артиллерийской перестрелке. Вертел во все стороны головой и, не переставая, тараторил:
Читать дальше