Величко Нешков - Наступление

— Нашего помощника командира сегодня нет на месте, а то бы я… — недоговорил Дойчин.

— Мы должны использовать каждый конкретный повод, чтобы разъяснять нашу политику.

— Так точно, господин майор, — смущенно опустил глаза солдат.

— Но, похоже, нам еще не все ясно, Дойчин. Раньше, когда не мы стояли у власти, тебе было легче протестовать, высказывать недовольство порядками, отрицать вообще все, и этим, скажем, твоя работа ограничивалась. И тогда, как и теперь, у солдат было одно из самых важных требований: сбросить военную форму и вернуться к мирной жизни. Мы тоже агитировали за это, потому что солдат заставляли убивать своих товарищей и близких. Теперь другое дело. Но всем ли это ясно? Нет! И поэтому, когда мы разъясняем, доводим наши мысли до людей, прежде всего необходимо приводить примеры, связанные с их прошлым, с тем, что они сами перенесли. Нельзя переливать из пустого в порожнее.

— Так точно, господин майор, — соглашался Дойчин.

— Мы взяли власть не для того, чтобы уступить ее реакции, и нас не должна смущать брань и ругань врагов. Мы не испугались, когда нас убивали, когда сжигали наши дома, так разве теперь будем бояться?

— Господин майор, среди наших товарищей из запаса есть и такие, кто уже третий год в армии. Им тяжело. Раньше мы им говорили, что надо высказывать недовольство этой несправедливостью, а сейчас говорим, что протестовать не надо. Здесь есть что-то такое… — Он не закончил свою мысль.

— Если тогда мы выступали против того, чтобы эти люди из запаса находились в армии, то делали это исключительно потому, что нельзя было допустить их использования против народа. А их хотели еще бросить и против Красной Армии, но не хватило смелости. Так неужели не ясно, что между прошлым и настоящим огромная разница? Теперь мы боремся за освобождение человечества, а тогда они стояли на службе у его поработителей.

— Ясно, господин майор, мы так же разъясняем, — сказал солдат.

— Хорошо бы! За партийно-политическую работу в полку прежде всего ответственны мы, коммунисты, и сочувствующие нам. Ради этого мы создали и этот широкий актив, чтобы каждый с учетом своих сил защищал и отстаивал наше правое дело. Не надо ждать помощи от других, нужно самим решать любые, задачи и только тогда обращаться за помощью, когда видишь, что не хватает сил. Что получится, если мы начнем из-за каждого разговора, из-за всякого плохого слова арестовывать людей? Враги знают, где наше больное место, они используют старое и испытанное оружие — агитацию против войны. Дойчин, нужно так организовать нашу работу, чтобы уничтожать врагов их же оружием. Назовите мне имя этого солдата, но я хотел бы узнать, что вы, коммунисты роты, сделаете сами. Будете ли вы для товарищей примером в бою, на отдыхе, в нарядах? Если вы этого добьетесь, то лучшей агитации и не нужно.

Дойчин нервно сунул руку за обшлаг шинели и достал листок, сложенный вчетверо.

— Здесь все написано, — подал он его Чавдару.

К четырем часам дня коммунисты 1-го батальона и сочувствующие им собрались в просторном помещении имения, служившем когда-то складом или током. Штукатурка с потолка осыпалась, а под посеревшими стропилами и разбитой черепицей на крыше гудел ветер, задувая в разбитые стекла окна, куда теперь заглядывали лучи заходящего солнца. Время от времени жалобно скрипела раскачиваемая ветром деревянная ставня.

На пустых ящиках в глубине помещения сидели пришедшие пораньше представители 2-й роты — Пени, Кутула, Ангелчо, Марин, Луканче и еще трое из последнего пополнения. Возле окна стояли Слановский, Лило и капитан Тодоров.

Шумно вошли один за другим коммунисты из 1-й и 3-й рот и направились к Пени и Кутуле. Унтер-офицер запаса с пышными русыми усами попросил у капитана Тодорова разрешения остаться. Тот, улыбнувшись, подал ему руку и спросил:

— Антон, а ваши товарищи из четвертой роты идут?

— Так точно, господин капитан, собираются, — ответил унтер-офицер.

— Эй, товарищ, сват хочет тебя о чем-то спросить! — прорычал Кутула унтер-офицеру, показывая глазами на ухмыляющегося Пени.

— А ты с каких это пор стал его адвокатом? — шутливо спросил унтер-офицер.

— Ты ведь знаешь, какой он тихоня. Если бы не я, его бы уже давно заклевали, — добавил Кутула.

Унтер-офицер подошел к ним, испытывая некоторую неловкость оттого, что в присутствии помощника командира шутит со своими сверстниками, которые не хотят считаться с его старшинством.