— Может, тебе надо сделать операцию?
— Ни в коем случае, — запротестовал Матейчо.
— Слушай тогда, — наклонился через стол Гатьо, — хочешь, попробуем вот что?
— Что? — насторожился Матейчо, у которого появилась какая-то надежда.
— Раз у тебя со здоровьем такое дело, почему бы, например, нам не поменяться местами? Я вместо тебя поеду на фронт, а ты останешься здесь!
— Видишь ли… — Матейчо постарался сделать вид, что ему не хочется принимать это предложение, хотя его сердце радостно забилось, кровь прихлынула к лицу, а вены вздулись. «Давненько я ждал этих слов, — подумал он, — только бы завтра он не отказался. Хотя, по правде говоря, пьяным его не назовешь». А вслух он сказал: — Конечно, резон остаться из-за этой мерзкой болезни, но и мир хочется посмотреть. Знаешь, я ведь из села никуда не выезжал, и теперь очень уж хочется мне повидать эту Венгрию.
— Нет! — Гатьо стал горячо просить его. — Давай поменяемся местами, уступи мне свое место!
— Да погоди ты, Гатьо, разве так можно? Я думаю, что в армии такие дела так просто не решаются!
— Все проще простого. Это дело за мной.
«Ох, дай тебе бог здоровья. Может, и мне повезет?» — думал Матейчо, показывая всем своим видом, что сопротивляется.
— Знаешь, я-то даже мизинцем пошевелить не смогу. Очень неудобно идти и самому просить, чтобы оставили меня здесь, все могут подумать товарищи. Мне не очень-то хочется остаться здесь, но если ты сможешь все устроить, то давай. — Он небрежно махнул рукой, как будто решившись сделать большую уступку приятелю.
Чавдар как раз собирался выйти из своей комнаты, когда к дому подъехал всадник. Выглянув на улицу, Чавдар увидел только круп коня, стоящего у калитки. Боринка, его коновод, о чем-то говорил с солдатом, но ничего не было слышно. Неприятное предчувствие обожгло сердце Чавдара. Солдат и Боринка вошли во двор, и вскоре Чавдар услышал скрип прогнивших досок пола в коридоре под размеренными шагами идущих.
В комнату вошел плотный солдат в низко надвинутой на глаза шапке, с посиневшим от холода и ветра лицом, отдал честь и попытался доложить о себе. Но губы и мускулы лица не слушались его, будто парализованные.
— Господин майор, я из седьмой роты. У нас… — И он осекся, словно ему не хватило воздуха.
— Что случилось? — удивился Чавдар.
Солдат перевел дыхание и все так же торопливо продолжал:
— В нашу роту вернулся из отпуска…
— Садись, — прервал солдата Чавдар и указал ему на походный стульчик.
Солдат сел и заговорил немного спокойнее:
— Этот отпускник, господин майор, ведет вражескую агитацию.
— Вот оно что! — улыбнулся Чавдар. — Агитацию ведет?
— Так точно, я сам слышал, он говорил солдатам нашего взвода, что Гемето [8] Гемето — реакционный политический деятель, один из лидеров правого, крыла Болгарского земледельческого народного союза в довоенный период. — Прим. ред.
скоро придет к власти и мы сразу же вернемся домой. А еще он ругал милицию и партию. Говорил, что коммунисты виноваты в том, что мы здесь.
— Вы коммунист? — тихо спросил Чавдар.
— Так точно, я и еще человек десять в роте…
— Коммунисты — наши люди, — сказал Чавдар. — А остальные ваши товарищи слышали это? Они уже знают об этих разговорах? Вы приняли какие-нибудь меры, чтобы дать им отпор?
— Никак нет, из наших коммунистов я один его слышал…
— Нарочно скрыли от своих товарищей? — с иронией прервал его Чавдар.
— Никак нет, я сразу же вскочил на коня и примчался, чтобы доложить вам. Ведь надо же принять меры!
Чавдар посмотрел на него с интересом и улыбнулся. Это лицо, эта медлительная походка были ему знакомы, но в тот момент он никак не мог припомнить, откуда знает этого человека.
— Я где-то вас видел, товарищ, или обознался?
— Никак нет, не обознались, господин майор. Мой отец был вашим ятаком, Никола Денев из села Зла-Река.
— А-а, Дойчин, тебя забыть никак нельзя! — Чавдар похлопал его по плечу. — Ты очень возмужал, я и не узнал тебя сначала. Так что собой представляет этот отпускник?
— Человек он так себе, из запаса, простой сельский парень, был ранен, выписали его из госпиталя, отпустили на несколько дней в село, домой, оттуда он и привез эти новости.
— Ясно, — кивнул Чавдар. — Дойчин, тебе, как старому другу, скажу откровенно, что я думаю об этом. Твой отец был редкий человек, верный и преданный нашему делу. Много наших ятаков погибло, а он благодаря своей находчивости и смелости остался жив. И у тебя такой же острый глаз и решительность. Но вот что не понравилось мне в твоем поступке. Видишь, что ведется вражеская агитация, а сам и пальцем не пошевелил, чтобы разоблачить его на месте. Вместо этого ты садишься на коня и скачешь прямо ко мне.
Читать дальше