Когда Траян вместе с Маджаром вошел в квартиру Слановского, в тесном коридорчике Сава, весь вымазанный сажей и бензином, зажигал фонарь. Освещая им дорогу, он вошел в заполненную табачным дымом комнату. Лило медленно надевал шинель, подпоясываясь ремнем. Увидев вошедших, он шутливо обратился к Маджару:
— Дорогой мой, как же это тебя угораздило?
Маджар ответить не успел, так как Траян вытянулся у двери и кратко, по-солдатски доложил о себе.
Оставшись наедине с Траяном, Слановский дрожащими пальцами раскрыл посылку Бойки. Он испытывал волнение и трепет, ощущая невидимую связь с близкими людьми, которую несут в себе любые, даже самые незначительные, вещи, переданные их любящими руками. Вместе с тем он засыпал гостя вопросами: расспрашивал о знакомых, о жизни в селе. А Траян, глядя ему в глаза, вовсе не испытывал угрызений совести, хотя, чтобы угодить Матейчо и остаться в селе, чего только не наговорил о Слановском, которого не видел более двух лет. «Все равно он не знает, что я говорил о нем, и никогда не узнает этого, а значит, это не имеет для меня никакого значения», — думал Траян.
Слановский дважды перечитал письмо Бойки. Припомнить родственников Траяна он никак не мог. А Траян спешил показать себя в лучшем свете, чтобы произвести самое хорошее впечатление.
— Я из околии, господин подпоручик, из Бенчории.
— Знаю, это у самого Осыма, но тебя я что-то не помню.
— Да вы были то в училище, то там, то сям. Мой одногодок — Луканче. Я в Скопле закончил школу санитаров. За политическую деятельность попал в тюрьму. В начале войны был в одной гвардейской роте пятой армии. Когда вернулся в село, партия направила меня работать в милицию.
— Как поживает там местный гений Матейчо? — спросил Слановский и сразу же вспомнил тот оскорбительный случай, когда Матейчо по указанию Данчо Данева сделал у него в доме обыск.
— Хорошо поживает. Управляет. Да что-то с женой не ладит.
— Почему?
— Да ведь знаете, он считает себя большим человеком.
— А как Калыч, Кунчо, дядя Митьо? — продолжал расспрашивать Слановский.
— У тех все в порядке. А о Данчо Даневе вы слышали?
— Да, кое-что нам известно. Так, значит, это правда?
— И еще какая! Говорят, его уже отправили на тот свет. Кто бы мог подумать, что он столько времени водил всех за нос?! Даже не верится!
— А что еще нового в селе? — спросил Слановский.
Траян многозначительно улыбнулся:
— Не знаю, сказать или промолчать?
— О чем?
— Будь я на вашем месте, — резко вскинул голову Траян, — я бы этого Матея Арапского разорвал на куски.
— За что?
— Да потому что он свинья!
— Это мне известно, — с досадой ответил Слановский.
— Плохой он человек.
— Ты что имеешь в виду?
— Он заставлял меня написать, что будто бы я, когда находился однажды в отпуске, видел, как вы арестовали наших односельчан и вечером их расстреляли.
— Ну и ты не написал? Почему?
— Да потому, что так нечестно. Он требовал также, чтобы я написал, будто в то же время как-то ночью случайно видел, как вы шептались с Данчо Даневым, и что, дескать, вы были с ним заодно. Если останемся живы и здоровы и вернемся домой, надо будет проучить его как следует.
— Это ему так просто с рук не сойдет, — нахмурившись, ответил Слановский. — А еще что?
— Распространяют всякие слухи. Поднимают голову земледельцы. Хотят взять власть в свои руки. Людям уже невмоготу от таких дураков, как Матей. Говорят также, что в окрестностях села появился бандит.
— Какой еще бандит?
— Ристо Шишманя. Весной, говорят, он хочет сколотить шайку и податься в Белицкий лес. А еще говорят, что в Балканах осталось сто тысяч фашистов. Они ждут, когда лес зазеленеет, чтобы тогда начать войну с властями.
— Кто подсчитал, что их сто тысяч? — улыбнулся Слановский.
— Да так говорят, мало ли что кому в голову взбредет…
* * *
В трех-четырех километрах от хутора Грабовец в графском имении разместился штаб полка. Здесь было достаточно помещений для всех полковых служб. Еще с осени для полкового врача подыскали отдельную квартиру, которая служила ему и жильем и лечебницей. У него часто собирались самые заядлые игроки в карты, и иногда к рассвету дело доходило до того, что из рук в руки переходили весьма крупные суммы.
В этот вечер в полковом лазарете собрались штабной горнист фельдфебель Пройчев, поручик Панов, переведенный из другой части на место поручика Генчева, и каптенармус, бывший официант Мато, низенький, быстрый, очень ловкий, с черными, как угли, глазами. Мато мастерски обыгрывал партнеров, доставая из рукава карты другой колоды, которую он прятал, как иллюзионист высокого класса.
Читать дальше