Величко Нешков - Наступление

Самарский сидел на стуле сломленный и раздавленный. Кто-то постучал в дверь. Данчо встал и быстро отворил. В дверях стоял сияющий Матейчо.

— Подожди, — сделал ему знак Данев, быстро прикрыл дверь и сказал: — Самарский, ты свободен. Понимаю тебя, братец, дело тяжелое, но все, что будет зависеть от меня, постараюсь для тебя сделать. Никому не говори ни слова, не рассказывай об этом проклятом документе, иначе всю жизнь эта твоя, хоть и временная, слабость, которую ты проявил тогда, будет тебя преследовать…

Матейчо вошел сразу же после Самарского и еще в дверях угрожающе завертел головой:

— Что хочешь говори обо мне, да только знай, что нет у тебя вернее собаки, чем Матей. Если Крачунов застанет меня здесь, скажи ему, что я не зря шастаю по дорогам, а службу несу.

— И что же? — с улыбкой смотрел на него Данев.

— Дело сделано. Они встретились. Вчера вечером я вернулся домой промокший до нитки, зато проследил за каждым его шагом. Теперь ему отпираться бессмысленно: все о нем знаю.

— Это я уже понял, а что ты можешь рассказать мне? — спросил Данчо.

— Целый день я ходил за ним по пятам. Могу тебе сказать даже, сколько народа у них перебывало за день. Только это не самое главное. В полдень, значит, гляжу, вышел он на сельскую площадь, повертелся там, повертелся, заглянул в два-три места, и все осторожненько, чтобы не заметили, но и я не лыком шит: он посмотрит на меня, а я сделаю вид, что болтаюсь просто так. Наконец вижу — направляется он на станцию. Идти за ним нельзя. Может заподозрить. И тогда я кружным путем, по дорожке, что через вербы проходит, как чесанул! А там грязища, ноги вязнут — не вытащить. На станции спрятался я за пустыми вагонами.

— А тебя там никто не заметил?

— Да разве кто догадается? Юркнул я в будку и там спрятался. Сидел в ней, пока не пришел поезд. А когда он тронулся, я прыгнул в последний вагон. В Лозене — та же история. Он впереди, я за ним. С вокзала он направился прямо в школу. Значит, — подмигнул Матейчо многозначительно и постучал себя по лбу, — они о чем-то договорились. Видно, она его ждала. Жду и я, авось выйдут, покажутся, так не тут-то было: их нет как нет. Ну, думаю, наверное, упустил их. А уже смеркается, в домах свет зажгли. А я на своем посту. Дождь идет и идет, чертова шинель стала от воды как чугунная, а я знай себе стою.

— Сколько они пробыли вместе? — спросил Данев.

— Так, считай, как приехал — и дотемна. Наконец выходят из школы. Они впереди, я за ними. И куда я только не прятался! Прошли они так вместе, а потом он на станцию подался. «Ну на этот раз, — думаю, — пусть себе идет. Теперь-то не убежит от меня». Застал его на станции в зале ожидания. Ну, поговорили о том, о сем. Смотрю я на него, а он сам не свой.

— Ты лишнего чего не сказал?

— Что же я, совсем рехнулся? Погоди-ка, пока не забыл, Данчо, скажи Райко и Гешо, чтобы они не измывались надо мной. Райко в корчме перед толпой народа горланил, чтобы я убирался к себе в село, а не то, мол, под конвоем отправят. Люди смеются надо мной, что же будет с моим авторитетом?.. Я знаю, в чем дело, знаю, где собака зарыта. Их берет зло, что этот цыган в капитанской форме разыграл их, а я его застукал на три дня раньше, чем они, вот в чем все дело!

— С ними мы в два счета разделаемся. Рассказывай, что было потом, — напомнил ему о деле Данчо.

— Ах да, назад мы ехали уже вместе, я обманул его, сказал, что был по делу в Сини-Вире, специально стал жаловаться на то да на се, авось, думаю, клюнет, а он, сукин сын, осторожничает, только в усы себе посмеивается. В селе он пошел к Калычу, а я в канцелярию. Он вышел, и я за ним, но теперь подальше от него держусь. Потом он зашел ненадолго к Йончоолу, затем на бойню Чолаку явился, а за ним Митьо Ганин. После все вместе пошли к Митьо. Туда пришли еще трое сомнительных. Мне показалось, что один из них был Петр Шишманя. А что слышно о его брате Ристо? Если попадется он тебе, дай мне знать, я с него живого кожу сдеру и очную ставку устрою с другими двумя гадами.

— А потом? — спросил, зло усмехаясь, Данев.

— Хотел узнать, кто были и другие, да прицепились чертовы собаки. А нелегальное собрание закончилось в половине первого. Расходились по одному, как волки. Вернулся я к себе домой мокрый как курица, весь до нитки промок. Ну-ка скажи теперь, что я не молодец! — самодовольно ударил себя в грудь Матейчо.

— Молодец, только гляди в оба. Никому ни слова, что я тебе давал какое-то задание, понял? — предупредил его Данев.

— Данчо, разве ж ты меня не знаешь?