Николай Прокудин - Мятежный капитан

— Солдат пропал!

— Кто? Как пропал?

— Ваш Кашкин ушёл с поста! Разводящий со сменой прибыл, а его нет на месте!

Эдик бросил ключи от сейфов на стол помощнику и со всех ног помчался к охраняемым складам — солдата на посту действительно не было. Ни солдата, ни автомата. А с автоматом ещё и шестьдесят патронов. Забили тревогу, вызвали комбата, начальника штаба, подняли батальон по тревоге. Обыскали полк, обошли казармы, столовую, клуб — Кашкин словно провалился сквозь землю, нет нигде. Доложили командиру полка, в штаб округа. Пока докладывали, им позвонили от соседей — из учебного полка.

— Чей боец Кашкин? Ваш?

— Наш, — отвечает командир полка полковник Плотников.

— Ищете?

— Ищем!

— Можете не искать, он у нас, на губе сидит.

— Как он у вас оказался? — выдохнул с облегчением комполка.

— По старой памяти пришёл. Он ведь у нас полгода учился.

— Автомат и патроны на месте? При нём?

— Автомат на месте, но патроны не все. Он пять патронов успел расстрелять.

— В кого?..

Сердце командира полка неприятно сжалось и воздуха стало катастрофически не хватать.

— В свинаря пальнул.

— Наповал? — охнул Плотников. — Убил? Ранил?

— Не попал, — радостно сообщил командир соседнего полка. — Нам и вам обоим повезло!

Командиру сразу полегчало. Конечно же, хорошо, что Кашкин нашёлся, а тем более здорово, что нашёлся и его автомат с патронами — не придётся выставлять кордоны и заслоны по дорогам и лесным просёлкам.

— Сосед, не томи, рассказывай по порядку, что было…

А произошло вот что. Солдат некоторое время мок под моросящим дождем, передвигаясь по периметру, но вскоре это дело ему надоело, тем более в его замутненную нездоровыми мыслями голову вдруг ударило — что в руках у него автомат с патронами, и что он может теперь сполна рассчитаться со своими старыми обидчиками. Что это были за обиды он и сам толком не мог припомнить, но обиды точно были. Рядовой Кашкин закинул автомат за спину и пошагал по ночному шоссе. До танковой учебки было идти километра три, и через полчаса он достиг дыры в знакомом заборе. Пришёл к свинарнику, постучал в дверь, потом в окно, попросил отворить. Время было позднее, первый час ночи и его, вполне естественно, послали по-русски на три буквы, да ещё добавили несколько крылатых и обидных выражений сексуального характера. Свинарь встал, натянул штаны, накинул бушлат, направился к выходу, чтобы выйти и набить морду незваному и наглому визитёру, но на своё счастье не успел дойти. Кашкин на мат естественно обиделся, снял автомат с плеча, дослал патрон в патронник и дал очередь в запертую дверь. Замок разлетелся, но внутренний деревянный накидной засов уцелел. Солдат толкнул её плечом, но массивная дверь, сбитая из толстого бруса, не поддалась. А свинарь рухнул на пол и змеёй уполз в самый дальний угол. Кашкин обошёл свинарник по кругу, понял, что месть не удалась, и отправился сдаваться. Он вошёл в первый попавшийся подъезд, в котором размещались трибунал, особый отдел и военная прокуратура. Капитан-особист дремал в дежурке, услышал шорох, скосил глаза и увидел перед собой вооружённого солдата.

— Тебе чего?

— Сдаюсь… — простодушно ответил солдат и громыхнул заряженным автоматом о письменный стол. Рядом положил ремень с подсумком и запасным магазином. — Сыро на улице, я промок и замёрз…

Разбирательство этого неприятного инцидента было скорым, шумным, но не очень суровым. Рядового Кашкина поместили в психушку, освидетельствовали, обнаружили недостачу «масла» в мозгу, отсутствие нескольких «болтов» и «шурупов», подлечили и благополучно списали. Начальник караула вместе с начальником штаба батальона и командиром роты Меньшовым получили по строгому выговору, а Эдик повезло, даже замечания не заработал, как вновь прибывший в часть. Но своей боевой единицы он лишился и другого солдатика комбат ему уже не выделил.

— Хватит тебе прапора-комсомольца! Колотитесь сами, а то я вижу, что работа в Ленкомнате разлагающе на солдат действует!

Всё оставшееся время ведения ремонта Громобоев вместе с малорослым прапорщиком Юриком Онопкой, сами колотили щиты, грунтовали, размечали стены, вешали наглядную агитацию, вырезали картинки, клеили, а потом принялись писать тексты. И тут пришла на помощь и взялась за дело присланная на подмогу из клуба полковой писарь ефрейтор Любаша. Примерно к началу зимы начальник политотдела принял работу. Подполковник Орлович хмыкал, качал головой, ворчал, но согласился, что при отсутствии средств, наверное, лучше не сделать.