Николай Кожевников - Гибель дракона

Федор Григорьевич усмехнулся.

— Все сразу?.. — Где уж. Сидим мы по норам, как суслики, дышать боимся. Да вот: разве зайдет теперь кто ко мне? Ты да Иван Гончаренко — и все гости, — он замолчал, растерянно прислушиваясь к чьим-то неторопливым шагам. Кто-то, шаркая подошвами, шел через двор. — Вот тебе раз — гостя накликал, — проговорил Федор Григорьевич и встал.

Скрипнув, отварилась дверь, вошел Гончаренко.

— Здорово живешь, земляк, — он снял потрепанную казачью фуражку, но, заметив Ли Чана, остановился в нерешительности.

— Садись, Иван Матвеевич, — пригласил хозяин, — в ногах правды нет.

Гончаренко присел на лавку и, ладонью заслонив от света глаза, вгляделся в китайца.

— Никак, Ли Чан? — заговорил он, сразу оживившись. — Ты, паря, зачастил в наш конец. Смотри — худа бы какого не случилось.

— Зачем худо? — отозвался Ли Чан. — Худо япон сделал. Какой такой еще худо будет? Был сын — пропал. Внуки есть — пропадут без хлеба. Какое худо будет?

Гончаренко помолчал, обдумывая слова китайца, потом солидно кашлянул.

— Да, ты прав, брат, — и, достав трубочку и табак, предложил. — Закурим, годки?

Федор Григорьевич смотрел на Гончаренко и удивлялся, что бы ему, Ивану, скрывать от Ли-Чана? Непонятный старик, себе на уме. Служил у Семенова, теперь ведра чинит, кастрюли. Звали его в полицию работать — не пошел, сколько ни вызывали, ни уговаривали, ни грозили.

Раскурив трубочку, Иван Матвеевич грустно улыбнулся и глянул исподлобья на Федора Григорьевича.

— Поди, думаешь, земляк, кой черт к тебе Гончаренку носит? Уж не затеял ли старый какого подвоха?.. Н-да... Довел нас японец: друг друга боимся. Чуть горло не грызем. А — смех. Сами с собой воюем, альбо с китайцами... — и вдруг спросил. — Ты чего теперь делать-то думаешь?

Федор Григорьевич развел руками:

— Искать буду... Лизавету...

— Так. У консула-то был?

— Был. Да что он может сделать? У японца — сила.

— Оно так, — согласился Гончаренко. — Однако и против силы есть... хитрость, к примеру. Альбо, обратно, сила.

— Хитрый — трус, — вмешался Ли Чан, снимая уголек с лучины. — Сила — вот хорошо.

— Может, и так, — опять согласился Гончаренко, мельком взглянув на Лм Чана, и снова обернулся к Коврову. — Ты, годок, только духом не падай. Может, найдем средство — поправишься.

— Это как же? — насторожился Федор Григорьевич. Гончаренко неторопливо выбил трубку. Спрятал ее в карман. Посмотрел в окно.

— Человек-то верный? — кивнул он на Ли Чана.

— Верный! — вырвалось у Федора Григорьевича. — Что с ним, что со мной — не скрывайся.

— Тебе видней. Да дело-то такое, что голову могут зараз снять.

— Ты, дядя, не хитри, — Ли Чан встал. — Ван Ю нет — что есть? Зачем моя голова?

— Ну, коли так, слушайте, — Гончаренко наклонился над столом, его тяжелая, почти квадратная, голова с ежиком усов под шишкастым носом совсем заслонила свет. — Дело, можно так сказать, особое. Я давно к вам присматриваюсь. Раньше бы пришел, да тут этот поскребыш зотовский вертелся... не с руки. Чужой он нам.

— Ошибся ты, дядя, — возразил Ли Чан, — и на одном кусту орехи разные. Одного червяк грызет, другой совсем чистый.

Гончаренко кашлянул. Подумал, наморщив лоб.

— Ну, то дело прошедшее. Только я тебе прямо скажу, годок: не будь его, Лизавета цела бы осталась.

— Эх, господи! — Федор Григорьевич махнул рукой. — Ну, что я теперь сделаю? Нешто я враг дочери? Иль я хотел ее погибели?

— Не про тебя речь, — Гончаренко опять посмотрел в окно. — Ладно, об этом на досуге погуторим... А дело у меня такое: нужно скорейше сработать десяток ящиков — два с половиной аршина на аршин и в вышину соответственно.

— Об чем речь! — Федор Григорьевич, ожидавший чего-то необыкновенного, был разочарован. — Лес бы был, а за мной дело не станет.

— Об лесе разговора нет. Только вот ящики-то особенные, — Гончаренко понизил голос. — Надо эдак приспособиться, чтобы дно у них было... двойное. И незаметно чтоб.

— С секретом, значит?

— Ага... с секретом. И незаметно чтоб, — настойчиво повторил Иван Матвеевич.

Федор Григорьевич кивнул, с трудом скрывая небывалое волнение.

— Это дело ясное, — сказал он и взял Ивана Матвеевича за руку. — Ты, однако, скажи, зачем они надобны?

— Для дела, годок, для дела, — улыбнулся Гончаренко да так и ушел, не ответив прямо на вопрос, только предупредил на прощание:

— Только вы уж того... чтоб никто ни гу-гу! Не дай бог япошата пронюхают — пропадет голова ни за грош...