Николай Кожевников - Гибель дракона

— Вы в сердце Японии, мистер Гаррисон, — учтиво поклонился Ивасаки, жестом приглашая американца следовать за офицером, уже поднимавшимся по ступенькам.

— О' кэй! — Гаррисон, бодро шагая через две ступеньки, быстро нагнал офицера. Ивасаки шел, тяжело дыша, не успевая за длинноногим американцем.

В одном из залов, на полу, покрытом мягкими циновками, ожидали, удобно расположившись на вышитых подушках, вершители судеб Японии — главы «старых» и «молодых» дзайбацу, старейшие представители родов, владевшие богатствами Ямато. «Совет богов». Их собрали сюда вести о войне с Россией. Все они, одетые в черные широкие халаты, походили на ночных птиц, слетевшихся в одно дупло. В комнате было странно тихо, все молчали, задумчивые и сосредоточенные. Для Гаррисона принесли кресло и курительный столик. Он удобно устроился и тотчас задымил сигарой. Минут пять прошло в молчании. Ивасаки, сплетя пальцы рук, думал, как начать разговор, ради которого они собрались. С вопросов вежливости? Вежливость!.. Атомные бомбы падают на города. На беззащитные города. Верфь в Хиросиме вышла из строя — разве покроются убытки вежливыми извинениями Гаррисона? А Нагасаки? Заводы сгорели, сплавился металл, станки негодны даже на переплавку. Вопросы вежливости... Он чувствовал, что молчание затягивается непростительно долго, и, неожиданно для самого себя, тихо и грустно начал:

— Мы должны, господа, после обсуждения делового предложения мистера Гаррисона, высказать одну, общую для всех, я осмелюсь думать, точку зрения на текущий момент. Император ждет нашего мнения.

— Русские танки в Хайларе! — с придыханием воскликнул сгорбленный годами старик в очках. — Арсенал разбомбили! Халун-Аршан отрезан! Линькоу взят. Цзямусы под ударом!

— Ясуда-сан знает, как всегда, больше всех, — поклонился Ивасаки в сторону старика. — Но насколько хватит усилий русских?

Никто не ответил, хотя Ивасаки выдержал значительную паузу.

— Я осмелюсь с прискорбием сказать высокому собранию, что этого никто не знает, — Ивасаки глубоко вздохнул, и, словно в ответ ему, вздохнули все.

Гаррисон почувствовал, что наступило время изложить то, ради чего он пересек океан. Он встал, внушительно откашлялся и, раскурив сигару, заговорил медленно и веско:

— Президент поручил мне, господа, передать вам его пожелания процветания и счастья вашим уважаемым семьям и вам лично, — он заметил, что японцы недоуменно переглянулись. — Президент поручил мне от его имени предложить вам... — он раскурил сигару, затянулся, — ...почетную капитуляцию. Почетную не для страны — для вас, господа! — Гаррисон прошелся по комнате. — Но моя миссия не ограничивается только этим. Я уполномочен сообщить вам, что американская армия гарантирует неприкосновенность японского капитала в стране, сохранение императорской власти и существующей формы государственного правления, — сигара описала полукруг. — Мы, американцы, гарантируем вашему народу демократию. Нашу, американскую демократию. Во главе с императором, если вы хотите.

Гаррисон многого не знал, но по-своему честно выполнил поручение Трумэна: убедить глав дзайбацу капитулировать, обещая, что угодно в будущем. «Там увидим, — сказал на прощание Трумэн, пряча глаза за стеклами очков. — Если на острова придут русские, дзайбацу потеряют все. И это будет самая большая наша потеря в этой войне. Невозвратимая потеря. Придем мы... там будет видно».

Если Япония не согласится на капитуляцию, то, как опасались американские воротилы, русские непременно высадятся на островах. Этого они допустить не могли. Япония, обнищавшая за время войны, становилась прекрасным источником сырья и рынком сбыта. Давно связанные с дзайбацу, американские фирмы рассчитывали после победы прибрать к рукам и промышленность Японии. Во-первых, самую развитую отрасль — текстиль. Географическое положение Японии давало право стратегам Пентагона утверждать: тот, кто владеет Японией, становится хозяином Дальнего Востока. Но это были планы на будущее. Теперь же Гаррисону предстояло добиться только одного: ценой любых обещаний склонить дзайбацу к капитуляции.

«Большая политика» начинала осуществляться. Гаррисон старался еще и потому, что на этой операции он зарабатывал свои непременные пять процентов. Не на один же год будет оккупирована Япония. Все договора, поставки, расчеты пойдут через его руки. И с любой сделки — пять процентов...

Наступила тишина. В комнате стало нестерпимо душно. Гаррисон расстегнул намокший крахмальный воротничок сорочки и закурил новую сигару. Он сказал все, что мог сказать.