Алексей Леонтьев - Последняя радиограмма

— Стоп моторы!

Лодка замерла. Мы затихли, невольно сдерживая дыхание, ожидая взрыва. Прошла секунда, другая… пятая…

Взрыва не было. Но пронзительный скрежет об оба борта не давал спокойно перевести дыхание. Лодка не двигалась, как будто наткнувшись на какую-то преграду.

В центральном посту появился Газиев. Выслушав доклад вахтенного начальника, быстро спросил:

— Эхолот?

— Работает.

— Сколько под килем?

Короткая пауза. И неожиданный ответ:

— Под килем семь метров.

Газиев резко повернулся к штурману:

— Где мы?

— Тут, конечно, не Тускарора, — побледнел штурман. — Но за шесть тысяч метров ручаюсь! Карта английская… Ллойд…

— Тогда вы уже покойник! — налился гневом Газиев. — Сколько под килем?

— Пятнадцать метров!

— Всплываем?! Глубина?

Все повернулись к глубиномеру. Глубина прежняя, лодка не погружается и не всплывает. Все это похоже на страшный сон.

— Разрешите, товарищ капитан-лейтенант? — слышится глуховатый голос Шухова.

Он стоит тут же, у горизонтальных рулей.

— Говорите.

— Скрежет слишком громкий…

— Что это не минрепы, мне ясно! — прерывает Газиев. — Но тогда что же? Сеть? Гигантский спрут? Морской змей?!

— Вероятно, затонувший корабль, — спокойно продолжает Шухов. — Случай редкий, но возможный. Мы застряли между его мачтой и вантами.

Командиры, собравшиеся в центральном посту, недоверчиво переглядываются. Газиев, нахмурив брови, молчит.

— Похоже, — произносит он наконец. — Спасибо, Константин Петрович.

Шухов сухо наклоняет голову. Он снова рулевой, и не больше.

Все облегченно вздыхают. Старпом вытирает платком липкий пот. Все-таки не мины.

Но освободиться из объятий утопленника не так просто. Нельзя вырваться, дав полный ход, — можно повредить винты и тогда вообще потерять способность к передвижению. Старпом предлагает продуть балласт и попробовать оторваться от затонувшего корабля. Но Газиев отвергает и этот план — лодка накренилась, стремясь резко всплыть, она может еще плотней прижаться к вантам утопленника и сорвать антенну.

Командир принимает неожиданное решение: принять балласт, утяжелить лодку и, раскачав ее, «сползти» с затонувшего судна.

Краем глаза наблюдаю за Шуховым. Он молчит, не вступая в спор, но, судя по всему, решение командира устраивает и его.

Цистерны приняли воду. Балласт перекачивается с кормы в нос и обратно. Постепенно удается раскачать лодку. Медленно сползаем вниз. Даем малый ход одним электромотором. Ни с места. Снова скрежет по обоим бортам. Рули не проворачиваются. Утопленник цепко держит свою добычу.

— Оба — средний назад! — командует Газиев.

Оглушительный треск. Лодка свободна.

И все-таки нам не удалось вырваться из объятий затонувшего судна без потерь. Повреждены горизонтальные рули. Отремонтировать их за ночь не успели.

А наутро нас настигло крыло тайфуна, пронесшегося над Тихим океаном. По радио приняли сообщение, что тайфун получил название «Джейн». И кто это только издевательски придумал называть нежными женскими именами эти страшные, несущие гибель ветры?

Всем своим правым флангом тайфун обрушился на Алеутскую гряду. Мы никак не могли пробиться в Датч-Харбор.

Волны ударялись о лодку с такой силой, что казалось, еще мгновенье, и лопнет стальная обшивка корпуса. Корабль опрокидывало, кидало, вдавливало в море. И нельзя было уйти, спрятаться, нырнуть в спасительную глубину.

Была секунда, когда мне показалось: конец — такой немыслимой высоты вал шел на лодку. До боли вцепившись в поручни, мы вжались в сталь под защиту козырька. В следующий миг над нами потемнело небо… Невероятный удар вбил нас в сталь обшивки, страшная тяжесть навалилась на грудь, закостенели стиснутые у поручней ладони…

Когда схлынул вал и мы, не веря в свое спасение, выпрямились и поняли, что лодка продолжает мерно идти вперед, а догоняющие ее валы как будто не так уж и страшны, тут оказалось, что на мостике нет сигнальщика Феди Бакланова, весельчака, гитариста, лучшего запевалы нашего скромного хора…

Вот потому так мрачны сейчас лица ребят. Эта смерть вдали от войны потрясла их. Они не могут примириться с нелепой гибелью товарища.