Александр Щелоков - Жаркие горы

— Дывлюсь та бачу, — сказал Курбан смиренно, — шось такэ блыскае.

— Ну, гарный ты у мэни хлопчик, — заметил Щурков в тон солдату. — Дывлюсь та бачу.

Пока саперы занимались разминированием, все отошли от них подальше.

— Авакян! — позвал Щурков своего радиста.

— Я, — выступил вперед чернявый ефрейтор.

Он вскинул руку к каске и замер в ожидании приказаний.

— Слушай, дорогой, — сказал капитан, — только отвечай честно. Ты этого башибузука Курбана, случайно, не учишь армянскому?

— Пока нет, — ответил Авакян. — Но он очень просит.

Курбан стоял с непроницаемым видом, едва сдерживая улыбку. Задал он заботу ротному!

— Не поддавайся, Авакян! На следующей мине он нас всех ухлопает. Дывлюсь та бачу!

Теперь движение колонны возглавили саперы.

Сосредоточенные, отключенные от всего, что оставалось за их плечами, солдаты со щупами медленно торили путь.

Работали с величайшей осторожностью. Каждый знал дело. Через руки саперов прошли сотни вместилищ смерти, хитроумных, увесистых, разноцветных, но — одинаково опасных.

За час отработали всего километр дороги. Пришлось сменить тактику. Заметив, что колонна медленно, но верно продвигается, душманы прикрыли дорогу пулеметным огнем, выслав вперед небольшие группы фанатиков. Работать открыто, в полный рост, стало невозможно.

— Танк вперед! — приказал Щурков.

Командир саперов лейтенант Черепанов смотрел на капитана с удивлением. На всякий случай предупредил:

— Потеряем машину.

— Спокойно, Черепанов. — Щурков подозвал командира танка: — Работать придется из-под брони. Два удара по днищу — метр вперед. Три удара — назад. Один — стой.

Взглянув на сапера, Щурков распорядился:

— Начну сам. Вы приглядитесь, будете продолжать.

Он полз под танком от кормы. Днище, заляпанное грязью, казалось, давило его к земле. Подумал: «Теперь и у меня пузо грязное».

Пахло соляркой и машинным маслом. Нагретая броня дышала смрадным теплом.

Он выполз под лобовой срез. Увидел перед собой каменистое полотно дороги, проход между скал, отороченный каменными зубцами, клип голубого неба. Дышать стало легче.

Достал нож. Пододвинулся к левой гусенице. Вытянул руку и воткнул нож в грунт.

Хрустнули камни. Лезвие утло в землю по самую рукоятку.

Щурков выдернул нож и воткнул его чуть правее, перед собой. Заскрипели мелкие камешки, но лезвие не вошло в грунт на всю глубину.

Он устроился поудобнее и стал разгребать щебенку. Копал аккуратно, без рывков. Руки кололи острые камни. Вспомнил фильм об археологах, который когда-то видел. Подумал, что ему самому сейчас очень кстати была бы деревянная лопаточка и кисть.

Он еще несколько раз провел руками по крошке, разгребая ее в стороны. Из грунта в образовавшейся ямке показалась оранжевая пластмассовая коробка.

«Вот сейчас бы ее я обмести кисточкой, — подумал он со злом и сквозь зубы выругался. — Потом выставить бы ее в музее современной итальянской культуры. С табличкой: «Мина противотанковая. Тип ТС/6. Пластмассовая. Устанавливается вручную. Вес — девять шестьсот. Вес взрывчатки — шесть кило. Взрыватель пневмомеханический. Оборудуется элементами неизвлекаемости». Пусть смотрят любители изящных искусств».

Осторожно вынув коробку из углубления, он отшвырнул ее в сторону откоса. Прислушался. Изделие с итальянской надписью покатилось вниз, слабо постукивая.

Щурков продвинулся чуть вперед, почти выползая из-под танка, и опять воткнул нож в грунт. Снова лезвие ушло в грунт по рукоятку.

Ашрары ставили мины плотнее чем по две штуки на квадратный метр. Навезли им добра благодетели, и они щедро разбрасывали смерть по земле.

Он представил, что, если рванет только одна мина, неизбежно «сыграют» вальс смерти и другие, лежащие неподалеку.

Что-то тренькнуло о броню танка. Он поначалу не понял что. Может, камешек отлетел. Однако когда впереди, метрах в двух от него, плеснули фонтанчики пыли, понял — стреляют.

В тот же миг заработал пулемет. Это капитана прикрывал сержант Табеев.

Щурков понял — высовываться из-под танка теперь опасно. Он как черепаха — живое тело, прикрытое сверху тяжелым танковым панцирем. Чтобы достать его под танком, нужно стричь по самой земле, по уровню дороги. А сделать этого нельзя. Дорога неровная, как ни тщись, пули до него не долетят. Даже со ста метров. А ближе духов никто не подпустит.

Он дважды стукнул рукояткой ножа о днище машины. Броня тупо ухнула. Тут же изнутри чем-то звонким, должно быть гаечным ключом, дважды дали ответ. Щурков сдвинулся к середине дороги и лег плашмя, для чего-то прикрыв голову руками.