Массовый уход в ряды партизан положил отпечаток на всю жизнь в гетто. Люди перестали соблюдать элементарные правила конспирации, собирались и отмечали в компании уход в лес, хвастались своим оружием. Мы предупреждали, что это может привести к катастрофе, но наши предостережения оставались безрезультатными до тех пор, пока мы и в самом деле не получили удара от врага (хотя удар этот и не был прямым следствием массового ухода в лес).
Арестовали Илью Мушкина. Не зная причины, мы приказали всем, кто был с нами связан, уйти поглубже в подполье. Нашим людям в юденрате мы выдали подложные паспорта — кого превратили в русского, кого в татарина или караима, чтобы они во всякое время могли выбраться из гетто. У нас все время работала хорошо законспирированная фотография, которой руководил бывший работник советской печати Соловейчик. Фотография снабжала нас карточками для подложных паспортов. Была у нас также специальная мастерская по изготовлению документов. Здесь работали наши «мастера» — Мотя Шерман и Геня Каплан. Кое-кто из нас знал, что у Мушкина в течение нескольких недель скрывался немецкий офицер, не пожелавший проделать сумасшедший гитлеровский «марш» на Восток. Когда этот офицер был снабжен подложными документами и гражданским платьем, он ушел в направлении Восточной Пруссии. Может быть он по дороге «засыпался» и выдал Мушкина. Мы наказали Рудицеру любой ценой узнать, в чем дело. Оказалось, что Мушкин обвиняется в намерении подкупить немецкого полицейского, чтобы освободить арестованного еврея. Арест Мушкина был тяжелым ударом для населения гетто. Минские евреи видели в нем советского человека, перед которым можно излить душу, не рискуя при этом, что тебя выдадут. На место Мушкина в юденрат пришел некий Иоффе — бывший варшавский представитель виленской радиофабрики «Электрит». Вместе с ним работал совершенно неизвестный минчанам Блюменшток, еврей из Германии, которого превратности войны привели в Советский Союз. В юденрате, — еще чаще, чем прежде, — стали мелькать провокаторы и шпики: Розенблат, Эпштейн, Вайнштейн и им подобные. Работа нашей группы в юденрате вследствие всего этого стала еще более сложной и требовала строжайшей конспирации.
Почти одновременно с арестом Мушкина мы получили известие, что «Женька» (Давид Герцик) арестован. В письме из тюрьмы «Женька» сообщил, что в гестапо его зверски пытали, но он никого не выдал. «Продолжайте работу, дорогие товарищи, и будьте спокойны, — уверял нас скромный 17-летний герой, — враги от меня ничего не узнают». Мы делали все, что в наших силах, чтобы спасти «Женьку». Г. Рудицер собрал деньги, чтобы «выкупить» его. Но было уже слишком поздно, — дело перешло в гестапо. «Женьку» замучили в гитлеровском застенке. Мы лишились одного из тех юношей, кто воплотил в себе лучшие качества нашего молодого советского поколения: бесстрашие в борьбе с врагом, безграничную любовь к своему многострадальному народу, беззаветную преданность социалистическому отечеству.
* * *
Наша связная в юденрате Хася Биндлер передала, что наши доверенные требуют срочной встречи с нами. Ясно, пахнет бедой!
Среди нашей группы в юденрате царит растерянность. Гестапо требует представить к 10 часам утра 2 марта 1942 года 5000 евреев якобы для отправки на работу. Гестапо предупреждает, что в это число не должны входить те, кто принудительно работает на немецких предприятиях. На притворно наивный вопрос Дольского, можно ли в эти 5000 включить стариков и детей, гестаповцы ответили: «Это безразлично». Все ясно.
Кто-то из юденратовских работников предложил составить список инвалидов и стариков и таким образом спасти молодых и нужных людей. Мы категорически отвергли такого рода предложение: «Никакого торга живыми людьми!» Мы приказали Зяме Серебрянскому отобрать наиболее надежных из стражи гетто и поручить им заблаговременно предупредить население. Мы рекомендовали (предупредив о необходимости не поднимать шума, чтобы враг не спохватился о нашем намерении сорвать его планы) в день 2 марта как можно большему числу людей выбраться из гетто — на работу, к знакомым белоруссам. В мастерских юденрата приготовлена «малина» на несколько сот человек с выходом в город. В развалинах на Мясницкой улице, раньше входившей в район гетто, приготовлены укрытия. Население гетто предупреждено о грозящей опасности.
В кровавый день 2 марта 1942 года все протекало с немецкой пунктуальностью и систематичностью: рабочие колонны (особенно многолюдные в этот день) отправляются на работу. После их ухода являются представители гестапо и требуют пять тысяч человек, так как «поезд уже готов к отправлению»… Они набрасываются на юденратовских работников, рассылают охрану порядка, чтобы те привели людей, но из этого ничего не выходит. Гестаповские бандиты приходят в бешенство, они рассыпаются по всему гетто, беспрестанно стреляя из револьверов и автоматов, но им редко удается поймать кого-нибудь. Они налетают на ребятишек из детского дома, избивают их, выстраивают в колонну во главе с заведующей Флейшер и врачем Чернис, держащими на руках самых маленьких, и ведут их на казнь. Неподалеку от юденрата, на Ратомской, 35, они начинают кидать детей живьем в яму и засыпать их песком. У прячущихся в «малинах» гетто кровь стынет в жилах от душераздирающих криков, доносящихся со всех концов гетто… Вскоре приезжает обер-палач Белоруссии Кубе. Он бросает конфеты детям, которых живыми швыряют в могилу…
Читать дальше