Вячеслав Демченко - Торпеда для фюрера

Но уже в следующее мгновение после того, как это случилось, Новик, выбравшись на перекошенное крыло и держась одной рукой за расчалки, швырнул другой рукою фугас в коробке деревянного корпуса. Швырнул вниз, в самый эпицентр, откуда веером расходились пунктиры трассеров. Красная точка трута канула во мгле.

Возникла долгая пауза ожидания, настолько напряжённого, что казалось, отступили, провалились в омут тишины, и рёв близкой теперь сирены, и керамический стук мотора, и тявканье зенитных пулемётов. И наконец…

«У-2» лейтенанта Засохиной чёрным демоном вырвался из багрово-золотых клубов пламени, раскатившихся и разросшихся на месте «вороньего гнезда» пулемётной спарки. Какой-то горящий лом, медно-блестящие пулемётные ленты, правый ботинок бравого гефрайтера закувыркались над развороченной водонапорной башней, где только что «гнездился» его пулемётный расчёт. Башней, над которой самолёт пронесся так низко и неожиданно, взявшись из небытия как творение самой ночи, что пулемётчики едва успели обернуться на рёв пропеллера, а гефрайтер чуть не выронил трубку полевого аппарата.

Впрочем, он успел прокричать в её резиновое ухо о глубокой диверсии русского разведчика. В том, что это был именно «разведчик», гефрайтер не сомневался: не найдя у «ночной ведьмы» даже обязательной пары, не то что прочей эскадрильи, что он мог ещё подумать? И эта его уверенность сохранялась даже несколько секунд после того, как его ботинок, брызгая кровью, закувыркался в огне.

Но лейтенантам Новику и Засохиной было не до торжества.

— Сбили Тасю! — обернулась Татьяна.

Впервые в её серо-стальных глазах Новик прочитал самый обычный, самый что ни на есть бабий вскрик. С надрывом. Плеснули серые озёра через край.

Их «пару» сбили, второй «У-2».

Саша и сам видел, как опавшим листом закружил вокруг феерического ствола голубого дерева света, проросшего с чёрной земли и раскинувшего в небе звёздную крону, и полетел к земле «У-2» с Войткевичем и Колодяжной на борту.

Отчего-то так и прозвучало в голове: «лейтенант Войткевич, младший лейтенант Колодяжная»…

Саша невольно сглотнул комок в горле. Промелькнуло в голове пофамильно, как список на деревянной пирамидке. И теперь казалось, что, косо заваливаясь на изрешеченное крыло, биплан летит прямо в пекло, в преисподнюю… Как-то слишком разгоревшуюся для экономного 500‑граммового фугаса. Не иначе что-то яростно полыхнуло под пожарной водонапорной башней. То, наверное, ради чего и гнездилась на ней немецкая пулемётная спарка, в общем-то здесь неожиданная. На таком-то удалении от самого железнодорожного узла.

«И то, ради чего непременно, — как-то вскользь, мимоходом, сообразил Саша, — сбегутся сюда сейчас и местные полицаи, и немцы понаедут. Не так уж и велико, если подумать, удаление, чтобы им не всполошиться».

Мысль эту «мимоходную» не иначе как нашептала ему интуиция. И уже через пару секунд она обрела актуальность. Кудрявые языки пламени ещё вихрились в цыганской пляске, разгоняя ночную мглу и ложась на днище фюзеляжа «У-2» багровым отсветом, когда они увидели свою «пару», ещё цепляющуюся за небо.

— Давай! Давай за ними! — словно неспешного извозчика, заколотил Новик «своего» пилота по плечу.

— Не понукай! Не запряг! — поморщившись, огрызнулась Татьяна, вроде как сердито, но с радостной дрожью в голосе.

Подгонять её и впрямь нужды не было. Толкнув от себя штурвал «У-2», она вытянула рукоятку акселератора, устремляя биплан вдогонку за близнецом-подранком.

Клубы дыма, подступившие к самым крыльям, чуть приглушили треск и чихание мотора, когда самолёт нырнул в копотную мглу. Мгла отчаянно саднила горло, дурманила, и на вкус была химически-кисловатой. Не иначе, как внизу горело какое-то топливо. Когда она расступилась и Новик убрал от лица локоть, то увидел, как золотистым оперением промелькнул над пожаром «У-2» Таси, выравниваясь для пологого спуска.

«Садятся!» — подтвердилась их с Татьяной догадка, почти интуитивная до сего момента.

Оккупированный Крым. Поселок Рыбачье. Лагерь для военнопленных

Военных действий в Крыму не происходило уже с 42‑го, да и отношение к прифронтовой 500‑километровой зоне было, скорее, географическим, — Керченский полуостров хоть и оставался плацдармом для Кавказского направления, но теперь, положа руку на «железный крест», оставался оным сугубо формально. О кавказской нефти после сталинградской трагедии в исполнении 6‑й армии фельдмаршала Паулюса думать не приходилось. Да и поток пленных как-то поиссяк. Тем не менее обустроенности в лагере для военнопленных в поселке Рыбачий с первых дней его учреждения прибавилось не особо. Разве что для конвоя, для господ «фельдполицай» была отремонтирована и отскоблена бывшая контора совхоза да один склад приведён в божеское состояние казармы теми же татарскими рекрутами, которым, несмотря на звучное звание «Hiwi» — вспомогательного батальона, ничего существенней расстрелов и караульной службы не доверялось.