Вячеслав Демченко - Торпеда для фюрера

Саша вдруг осёкся. Несколько секунд, замерев у окна в напряжённой позе, он молчал и, только обернувшись, закончил озабоченным тоном:

— Грузин — это потом…

Саша схватил с валика софы Настину сумку, с которой она обычно ходила в госпиталь, и бесцеремонно повесил на шею жены.

— А сейчас нужно, чтобы ты как можно быстрее отвела Мамуку на площадь перед управой. Там сейчас Плетнёв из отряда. Они… — Саша мельком глянул на ящик настенных часов, — …через 15 минут повезут на базу парашютное снаряжение. Скажи Плетнёву, чтобы по дороге оставил мальчика у тетушки Матэ в Ашкое.

«Плетнёву — у тетушки Матэ…» — повторил лейтенант назидательно, как шифровку.

Настя закивала головой согласно, и тут же отрицательно.

— Он со мной не пойдёт, он даже халву не взял!..

— Надо будет, бери с собой и всю халву, и бабу Стелу, она старуха бодрая, добежите, — глухо отозвался Саша из-под гимнастёрки, которую стягивал через голову. Старую гимнастёрку, порыжелую. Гражданский гардероб его ограничивался сборным костюмом.

— А ты?! — всполошилась Настя уже возле дверей.

Она ни разу не переспросила мужа: «А что, собственно, случилось?»

Это и так было ясно…

По тарахтенью мотора, такому неожиданному для захолустного затишья двора, по коротким, невнятным, но отчего-то вполне понятным командам и железному грохоту лестниц, ведущих на общие веранды, под сапогами. Бойцы охраны тыла в порыжелых, но не слишком трёпаных гимнастёрках разбегались по витиеватым наружным лесенкам дома с проворством и целеустремленностью тараканов, хорошо знающих своё воровское дело. Словно их на минуту впустили в дверку буфета со словами:

— Найдёте кусок рафинада — ваш!

И заскрипели трухлявые половицы, застонало рифлёное железо ступенек, заколотили приклады трехлинеек по мелькающим голенищам…

Командовал ими капитан в фуражке с малиновым околышем. Азартно барабанил пальцами по фанерной крыше полуторки, озираясь на цыпочках на подножке кабины. «Где тут у нас кв. № 3? С подлым предателем дела и учения, проживающим без прописки?» — читалось в его злобно-озабоченном взгляде, вдруг зацепившемся за дрогнувшую шторку.

— А я их задержу… — отпрянул от окна Саша.

— Как, господи?.. — испугалась Настя.

— Ну ты же жена разведчика, ты знаешь, — сбросив гимнастёрку на пол и сунув босые ноги в шлепанцы, Саша зачем-то распахнул застеклённые дверки деревенской работы буфета. — Мы, армейские, «тыловиков» терпеть не можем.

Новик выхватил из-за скромного фарфора бутылку с газетной пробкой.

— Особенно… — выплюнул пробку старший лейтенант Новик, — …когда выпьем. Твоё здоровье…

Хроники «осиного гнезда»

25 июня 1942 г.

— Вижу крейсер, курс норд-норд вест, скорость предположительно 25, — прокричал в микрофон всё тот же «глазастый» Шнейдер-Пангс.

В голосе его, хоть и искажённом аппаратурой, слышалась радость.

Оно и неудивительно: после первой удачи три последующих выхода к Севастополю оказались безрезультатными. Да ещё в прошлый раз, уже на рассвете, когда пришло время возвращаться на базу, откуда-то появились два русских истребителя («ЛАГГ» — опознал, неизвестно насколько точно, Кюнцель, командир «28‑го»). Пришлось отстреливаться и резко маневрировать, уклоняясь от пулемётных очередей. Гремели спаренные «эрликоны» всех трёх катеров; одному из русских пробили крыло, но самолёты, — возможно, расстреляв боезапас, — ушли на восток. Потерь у катерников не было, только пять пуль прошили полубак «40‑го», никого не ранив и ничего серьёзно не повредив, но всё же столкновение оставило неприятный осадок. Хотелось реванша, хотелось показать, что где-где, а в море они — истинные короли.

Крейсер увидели и все остальные. Да и как было не увидеть: приняв их за свой эскорт, с него принялись семафорить.

— Атакуем! — приказал Кюнцель (на этот раз он командовал соединением).

Шнельботы пошли на сближение. Расстояние стремительно сокращалось (катера шли наперерез и выжимали уже почти полные сорок узлов), а посреди едва различимого во тьме летней ночи крейсера всё мигал и мигал сигнальный прожектор. Но, когда до дистанции неотвратимого торпедного удара оставалось не больше тридцати секунд хода, семафор погас, и тут же вспыхнули пламенем полтора десятка дульных срезов орудийных стволов.

Торпеды, по одной со всех катеров, врезались в воду, буквально вскипевшую от разрывов. В одну из торпед, видимо, сразу попал снаряд или осколок; она не сдетонировала, но просто пропала из виду. Два белопенных следа, заметные даже в гуще всплесков и перемежающейся тьме, потянулись к крейсеру, но он, вынужденно прекращая на время манёвра артогонь, заложил два крутых поворота, так что едва не ложился на борт, — и обе торпеды умчались во тьму, в направлении невидимого и недостижимого для них берега.