Аскольд Шейкин - Испепеляющий ад

— Как-либо распорядиться своим народом я могу только, если попаду в те места сам. Записки, телеграммы… Не поверят. Так условлено.

Коринт и сотник снова переглянулись.

— Завтра утром в Щетово идет паровоз со снегоочистителем, — оказал сотник. — Можно на нем.

Хорошо, — согласился Шорохов.

"Слишком даже хорошо, — подумал он при этом. — Будто они меня через фронт перебрасывают. Как было тогда с Мануковым. Но теперь-то…"

Пили еще. Сидя за накрытым столом, Шорохов так и уснул. Разбудил его Плисов:

— Господин заготовитель! Леонтий Артамонович! К паровозу надо идти.

Всей компанией вышли из дома. Утро было морозное, темное. Деревья, кусты густые, мохнатые от облепившего их ветки инея.

Наконец, подошли к вокзалу. У перрона стоял паровоз. Дышал паром. Тонул в его облаках. Шорохов начал прощаться. Когда очередь дошла до сотника, тот прервал его:

— Я с вами еду.

На какие-то секунды Шорохов оторопел. Вся затея с цистерной — провокация. Чтобы установить, что в Щетово никаких людей у него нет. Что вообще он никакой не заготовитель.

Вслед за сотником поднялся в паровозную будку. Машинист и помощник были на месте. Паровоз двинулся.

Что делать? И дальше играть в спокойствие?

Отъехали, впрочем, саженей четыреста или пятьсот. Послышались хлопки выстрелов, крики:

— Стой! Стой!

Паровоз остановился.

Шорохов подумал: "Так и было задумано". Сжал в кармане шубы рукоятку нагана. Не спасет. Но все-таки легче.

Машинист высунулся из окна будки:

— Эй! Чего надо?

В ответ послышалось:

— Стоять тебе надо, тетеря!

В паровозную будку поднялся казачий офицер. Был это подъесаул Синтаревский, тот, что сопровождал их до Ровеньков. Ни на кого не глядя, ткнул рукояткой нагайки в рычаг реверса:

— Крути назад, — затем обернулся к Шорохову и сотнику. — Вам, господа, тоже возвращаться. Приказ. Ничего не могу поделать.

Паровоз покатил назад.

С сотником Шорохов у вокзала расстался. Сказал, что вернется к себе на квартиру. Если появится возможность выехать в Щетово, пусть за ним зайдут. Думал при этом: "Сегодня уйти. Иначе гибель".

Улицы Ровеньков, как и накануне, были заполнены беженцами, казаками, возами, санями, подводами. К одной из подвод — без поклажи, значит, наверняка, принадлежавшей местному жителю — Шорохов подошел. Сидел на ней мужик лет пятидесяти, осанистый, бородатый.

— В Щетово, отец, не подбросишь? — спросил Шорохов,

— Можно и в Щетово, — отозвался хозяин подводы. — Не даром же.

"Боже мой, как это просто", — облегченно подумал Шорохов.

От Ровеньков отъехали лишь версты две с половиной. Догнала пятерка конных. Командовал ею подесаул Синтаревский. Окружив, погнали назад. Дальнейшее Шорохова не удивило. Остановились у дома с часовым при входе. Мужика с подводой отпустили. Шорохова ввели в дом, предложили подождать. Чего? Не объяснили. Но и обыскивать не стали. Не снимая шубы, часа четыре дремал на стуле.

Наконец пригласили в соседнюю комнату. Там, за канцелярским столом, сидел пехотный полковник. Шорохов узнал его: начальник контрразведывательного отделения при штабе корпуса Родионов. Некоторое время рассматривали друг друга. Не предложив садиться, Родионов спросил:

— Где сейчас господин Мануков?

Этот вопрос очень многое сказал Шорохову. Родионовым он тоже узнан; появлением его в Ровеньках обеспокоен; на связи Манукова, на его авторитет, вполне можно опираться. Ответил:

— Из Новочеркасска я выехал полтора суток назад. Николай Николаевич был еше там. Собирался на день-другой в Ростов потом в Новороссийск.

Вошел капитан, как и Родионов, тоже в пехотной форме. В дверь перед тем не постучал. Значит, был одним из близких его сотрудников.

— Что у вас? — опросил Родионов.

— Генерал Абрамов требует, чтобы казакам его свиты разрешили выехать на хутор Гнилопятовский. Там кони. Без них он отбыть не сможет.

— Что вы ему сказали?

— Выезд только целых воинских частей, только по прямому приказу командира. Отвечает, что недавно сам командовал корпусом, порядки ему известны. Может быть сделано исключение.

— Исключение сделано быть не может. Передайте.

Капитан удалился.

— Обязан предупредить, — раздраженно продолжал Родионов, обращаясь к Шорохову. — Весть о вашем приезде разошлась среди офицеров штаба, в полках. В основе этого убеждение, что трофейная казна должна быть возвращена корпусу, поделена между участниками осеннего похода.

Извиняясь улыбкой. Шорохов проговорил: