Николай Куликов - Между СМЕРШем и абвером. Россия юбер аллес!

Он достал из кожаного футляра миниатюрный фотоаппарат размером в две спичечные коробки, приладил на полке над столом фонарик Вернера (такой же был и у него в кармане) и начал съемку. Фотоаппарат, снотворное и шприц с сывороткой он получил от связного; вручая их, Федор сказал: «Это тебе от полковника Громова. На «всякий пожарный» — как он выразился». Как оказалось, интуиция не подвела опытного профессионала…

— Откройте! — неожиданно раздался громкий голос за дверью, и в каюту постучали.

Валет прикрыл документы газетой и выключил фонарик. Потом замер, даже дыхание затаил — вдруг пройдут дальше. Стук повторился, и он понял — надо открывать. Нащупал в брючном кармане снятый с предохранителя пистолет, другой рукой повернул ключ в замке и приоткрыл дверь.

— Извините, господин унтер-офицер, обход помещений! — доложил матрос с фонариком в руках. — У вас все в порядке?

— Абсолютно! — подмигнул матросику Дубовцев и снова закрылся.

Прислонившись спиной к двери, вытер пот со лба и перевел дыхание…

Минут через сорок он вышел на верхнюю палубу и закурил сигарету. Советские самолеты уже улетели, но суматоха, вызванная авианалетом, была в самом разгаре: по территории морской базы проносились кареты «Скорой помощи», выли пожарные сирены. В стороне доков бушевал сильный пожар, и Валет с беспокойством подумал: «Удалось ли нашим накрыть «U-941S»?» От своих соседей по каюте он слышал о перешвартовке лодки, а значит, та могла, пусть и случайно, вовремя уйти из-под удара.

Дубовцев поднял голову — в темном небе выглядывала из-за набежавших облаков далекая луна. Он осмотрелся по сторонам: рядом никого не было. Иван достал из кармана плотно перетянутый бечевкой газетный сверток и бросил его за борт — под тяжестью металлической коробки из-под шприца и фотоаппарата тот моментально ушел под воду. Маленькая кассета с фотопленкой надежно покоилась за подкладкой шинели…

В десятом часу вечера Валет, как и накануне, снова сидел за стойкой в баре флотилии рядом с удрученным и уже изрядно выпившим Каммерхофером. Тот притащил его сюда сразу, как только вернулся на «Данциг» после рабочего дня на подводной лодке, — произошло это около часу назад. Теперь толстяк, поминутно утирая носовым платком потное красное лицо и обширную плешь на голове, в очередной раз повторял:

— Представляешь, Курт, утром начал его будить, трясу за плечо…

В этом месте сентиментальный Каммерхофер, навалившись на стойку, каждый раз начинал плакать.

— С Вернером мы вместе работали еще с сорокового… Здоровый был мужик, крупный, крепкий — а тут говорят, сердце не выдержало… — немного успокоившись, продолжал инженер.

— Вот у таких «крупных» сердце обычно и отказывает! — бросил реплику кто-то из слушателей.

По случаю новогоднего вечера небольшое помещение бара, обычно полупустое, сейчас было переполнено.

— Откуда известно насчет сердца? Может, что-то другое? — осторожно спросил Валет.

— Корабельный доктор сказал, — печально ответил инженер. — Я заходил к нему. Говорит: по всем признакам сердечный приступ, спровоцированный ночной бомбардировкой…

— Да… Прими мои глубочайшие соболезнования… Послушай, Фриц, я тут планировал вытащить тебя в город — Новый год встретить. Думал, с местными дамами познакомлю.

— Спасибо, Курт. Ты настоящий друг, но сам понимаешь… Иди без меня, а то я своим унылым видом испорчу вам весь праздник.

— Тогда и я не пойду! — решительно заявил Дубовцев. — Останусь здесь, с тобой. Только позвоню им, чтобы не ждали!

Он встал и направился к висевшему на стене у выхода телефону; Каммерхофер с благодарностью посмотрел ему вслед. Прикрыв спиной телефонный диск, Валет набрал номер той самой конспиративной квартиры, где три дня назад встречался с Горячевым. Долго не брали трубку, наконец мужской голос произнес: «Алло». Это был явно не Виктор, но Дубовцев помнил: там может быть еще один человек — Гунар.

— Позови Каролину! — развязным тоном потребовал он по-немецки от невидимого собеседника. — Передай: ее хочет видеть Рудольф!

На том конце провода возникла пауза, затем тот же голос поинтересовался:

— А кто ее спрашивает?

Иван, придав голосу пьяные интонации, невразумительно промычал:

— Похоже, я ошибся номером…

И положил трубку. Усилием воли «изобразив» на лице что-то наподобие улыбки, вернулся к «приятелю»:

— Знал бы ты, Фриц, какие там латышечки!.. Впрочем, все! Больше ни слова! Не буду травить душу ни тебе, ни себе.