Нгуен Тяу - Выжженный край

Дом матушки Эм был уже готов — над ним хорошо потрудились бойцы из К-1, Хьен и Линь. Через пару дней Линь уехал, и Кук сразу перебралась туда. Оу жила в общежитии для трактористов — так было намного удобнее: ведь работу начинали чуть свет, а возвращались за полночь — и приходила навестить Эм только в субботу вечером.

И зажили матушка Эм и Кук, точно одна семья — мать и дочь, настолько близки стали они друг другу после всех тревог и утрат, что выпали на их долю.

С ними жил Шинь. Матушка Эм ощущала острую необходимость в присутствии ребенка в доме — последние годы рядом с ней всегда была маленькая То. Теперь, когда То уехала к родителям, ее место занял Шинь. Матушка Эм привязывалась к нему все больше и больше. Она тревожилась, когда он подолгу где-то пропадал, играя с ребятами. Дом без него казался ей пустым и холодным. Если, вернувшись с поля, Эм не заставала Шипя, она садилась во дворе и ждала его, перебирая в памяти прошлое. Перед ней вставали лица близких, тех, кто не вернулся с войны, лишения и тревоги тех лет, и на лицо ложилась печать страдания. Кук, вернувшись домой, не раз заставала ее такой — одиноко сидящей у открытых дверей со скорбным лицом. Кук понимала, что матушка Эм не может и никогда не забудет прошлое, потому что никому не дано стереть из памяти подобные воспоминания. Кук и сама не могла ничего забыть и не забывала, но находила отдушину в работе, в которую уходила с головой.

А работы было много. Полмесяца назад, к примеру, не хватило рисовой рассады, и Кук вместе с Зи сбились с ног, пытаясь ее как-нибудь раздобыть. Потом началось нашествие мышей — они съели все высаженные семена бобовых. Кук ругалась, плакала, теряла надежду и потом вновь обретала ее, потому что не одна она со всем этим сражалась. В конце концов общими стараниями, после поездок в другие провинции, нашлись и семена, и рассада. И хотя все предельно устали, но долгожданная цель была уже близка — поле «Подножие облачков», столь дорогое сердцу и вскормившее много поколений, скоро обещало вновь зазеленеть, а потом и накормить людей досыта.

«Только бы сейчас не свалиться, — думала Кук, — только бы выстоять. Дальше будет немного легче. Надо держаться изо всех сил, поле боя не оставляют…»

Смеркалось, когда автоматчик и бывший майор «коммандос» вышли из Донгха и двинулись в южном направлении, поначалу держась шоссе номер один, а затем свернув на довольно широкую, усыпанную щебенкой дорогу, которая и вела к «железке».

Безликие постройки, унылые и мрачные — их было несколько десятков, — с плоскими, крытыми толем или рифленым железом крышами, тесно лепились одна к другой возле протестантского собора — высокого под зеленой крышей здания из обожженного кирпича, и все это было точно напоказ выставлено прямо среди голого поля. Над «железкой» поднималось электрическое зарево. Дорога у въезда была заасфальтирована, внутри тоже все было либо залито асфальтом, либо выложено теми же плитами, из которых были и сами строения.

Американцы ушли, бросив здесь эти склады, так и оставив их стоять посреди заброшенных, превратившихся в целину полей. А для местного сельского люда складская зона оказалась навсегда связанной с неприятными, трудно стирающимися из памяти впечатлениями от чуждого по самому своему духу и способного вызвать лишь гадливость образа жизни, культивируемого в этом обществе сверхизобилия, чьим детищем стали полчища агрессоров. Невозможно было забыть такое: совсем юные девушки, вьетнамки и филиппинки — обслуживающий персонал и проститутки, — с лицами, на которых написано было одно лишь бесстыдство; святые отцы-протестанты, раздающие детям у стен храма майки с намалеванными на них бородатыми патлатыми физиономиями в темных очках; устрашающе огромные паркинги «джипов», сверкающих белой краской, или громадных «доджей»; американские солдаты, излюбленной забавой которых было либо спустить портки и с диким ржанием выставить напоказ свои доблести, либо пугать детвору «трюками» со вставной челюстью, так и летавшей туда и обратно у гогочущего рта; деревенские дети, покалеченные или мертвые, с черепами, пробитыми банками консервов, которые солдатня, тоже ради забавы, знай себе расшвыривала во все стороны с «доджей», на бешеной скорости вылетавших из «железки».

В первые же минуты в «железке» бывшему майору стало не по себе, он почувствовал на душе какую-то тяжесть, и ему захотелось как можно скорее убраться из этого мрачного места. Неожиданно на память пришло, что он уже однажды, очень давно, был здесь. Почудилось, что чья-то невидимая рука намеренно вновь привела его сегодня сюда, чтоб провести по старым следам. Широка и раздольна земля эта, но так велика его вина — пусть даже он уже учится думать совсем по-другому, — что, наверно, ему суждено отныне, где он ни ступит, всюду встречаться с собой прежним.