Николай Куликов - Русский диверсант абвера. Суперагент Скорцени против СМЕРШа

Подполковник Ковальчук.

Он не был по своей натуре каким-то кровожадным злодеем — отнюдь нет. Просто люди в его «марксистском» понимании существовали на этом свете лишь в качестве народных масс, подвластных воле партии и, конечно, ее великого вождя товарища Сталина…

При этом Ковальчук не походил на тупоголового фанатика: он являлся типичным представителем Системы, в которой человек рассматривался не как творение божье с бессмертной душой, а всего лишь как крошечный винтик или неодушевленное колесико в механизме гигантской государственной машины. Сломался винтик — заменим на другой, и никаких проблем!

…В середине двадцатых годов Валеру Ковальчука привел на ту же московскую ткацкую фабрику, где трудился сам вот уже два десятка лет, его отец — Иван Николаевич. Молодой и смышленый парень, к удивлению отца, быстро пошел в гору — но не по слесарной части, а в качестве комсомольского активиста. Валера очень быстро понял, что можно прекрасно жить, работая не руками, а языком: через год с небольшим он уже был освобожденным секретарем комсомольской организации.

В начале тридцатых Ковальчука направили по партийной мобилизации в органы ОГПУ, и, таким образом, он стал чекистом — одним из «доблестных» представителей организации, являющейся, по словам Дзержинского, «карающим мечом революции». Начав с практиканта экономического отдела, в 1932 году он дослужился до оперуполномоченного экономического управления ОГПУ. Но тут в его карьере произошел досадный сбой, да чего там сбой — почти катастрофа! Каким-то образом начальству стало известно, что молодой и любвеобильный сотрудник ОГПУ Ковальчук использовал одну из конспиративных квартир для встреч со своими любовницами. Конечно, амурные связи грех не ахти какой страшный — это не связь с «троцкистско-зиновьевской оппозицией»! Тем не менее шла очередная кампания по «укреплению партийной дисциплины» или еще что-то в этом роде — короче, делу дали ход с положенными в таких случаях «оргвыводами». Ковальчука перевели из Москвы с понижением в должности на Север — простым уполномоченным отдела охраны Соловецкого лагеря особого назначения. Там-то он и уяснил для себя окончательно ту нехитрую истину, что человек — ничто, «пыль лагерная», а жизнь человеческая не стоит и ломаного гроша…

Летом 1943 года подполковник Ковальчук состоял в должности заместителя начальника Особого отдела контрразведки «Смерш» одной из гвардейских армий, занимающей оборонительные рубежи в районе Белгорода.

Твердой рукой чекиста он лично расстреливал трусов, паникеров и предателей, усердно разоблачал и выявлял вражеских агентов. Тогда же в их отдел с одного из соседних фронтов был переведен для дальнейшего прохождения службы майор Миронов. К счастью, совместная служба Ковальчука с этим «мягкотелым» и «беспринципным» в его понимании майором продолжалась всего месяц…

Майор Миронов.

…А я все никак не мог успокоиться: даже быстрая езда на мотоцикле, которая всегда действовала на меня благотворно, не могла вернуть хорошего настроения. Встреча с этим подлецом всколыхнула неприятные воспоминания годичной давности, которые занозой засели у меня в душе…

С подполковником Ковальчуком мы прослужили вместе около месяца, и за этот короткий период я стал свидетелем по крайней мере трех «расстрельных дел», которые буквально из пальца высосал этот, с позволения сказать, «особист». Хотя подозреваю, таких «дел» в его практике наберется не один десяток. Надо сказать, что я тоже далеко не образец милосердия и гуманизма: еще до войны на службе в «органах» беспощадно карал кулаков, оппозиционеров и прочих врагов народа, социализма и нашего советского строя. Потом, когда началась война, действовать пришлось еще более жестокими методами — один сталинский приказ «Ни шагу назад» обошелся в десятки тысяч расстрелянных своих же солдат. Находясь в заградительных отрядах позади позиций наших войск, я лично не жалел патронов для трусов и паникеров! Глубоко убежден: такая жестокость была вполне оправданна, а то бы драпали до Урала и дальше!

А вот Ковальчука оправдать не мог: при мне он лично расстрелял восемнадцатилетнего мальчишку-солдата за глупое и полудетское письмо своей матери — «припаял» парню 58-ю статью, хотя тому достаточно было просто надрать задницу… До сих пор помню фамилию того солдатика — Сомов.

Командира штрафной роты, геройского и лихого капитана, подвели под «вышку» за невзятую высотку по приказу того же Ковальчука — при том, что почти вся рота полегла в бою, скошенная кинжальным пулеметным огнем противника. В живых остались несколько раненых бойцов и сам ротный — как оказалось, он не намного пережил своих павших в бою солдат… Рядового Сомова и командира роты я, к сожалению, отстоять не сумел. Зато спас жизнь старшине Гвоздеву, немолодому усатому и рассудительному мужику родом из-под Вязьмы, вся вина которого состояла в том, что в сорок первом он проживал на оккупированной немцами территории — за что и ухватился заместитель начальника Особого отдела. Ковальчук «произвел» Гвоздева в «резиденты» абвера и гестапо, выбив из него самые чудовищные «признания» на самого себя. К счастью, расстрелять его Ковальчук не успел: по моему рапорту приехала комиссия из политотдела армии, и дело, шитое белыми нитками, развалилось. Однако Ковальчук выпутался — видимо, у него нашлось немало покровителей «в верхах». В итоге чуть не пострадал я сам: хорошо еще, мой прежний начальник, генерал Гусев, вмешался, и меня перевели обратно, на старое место службы.