Александр Хамадан - Гнев

Так прошло пятнадцать, а может быть, и двадцать лет, точно не скажу. Как вдруг опять японцы пошли в горы. Началась, как мы потом узнали, новая японо-китайская война. Опять нам стало плохо. Всей деревней снялись мы и ушли еще дальше в горы. Отец мой был уже старик, а все-таки не выдержал: взял моего младшего братишку, его дядю (Лань Чжи кивнула в сторону внимательно слушавшего Сюя), еще многих родственников наших позвал с собой и опять пошел партизанить.

Вся наша семья стала ненавистна японцам. Они объявили награду за голову моего отца. Но все-таки долго не могли его поймать. Год прошел, наверное, после объявления награды, когда они наконец поймали моего отца. Отрубили они ему голову и повесили ее на городских воротах для устрашения населения…

Старуха говорила ровным, спокойным голосом. Она медленно посасывала трубку, морщила лоб, словно силясь припомнить все прошлое точно, в подробностях. И движения ее были медленны и спокойны, как голос. При вспышках костра было видно, как маленькие черные глаза, затаившиеся в морщинах, горели ненавистью.

— …Остались мы без отца. Человек он был трудолюбивый, упорный и молчаливый. Он умел все делать по крестьянству. Голова у него была умная: для всех он был всегда вожаком, советником. Убили его, и стало нам совсем трудно жить на Формозе. У меня было трое детей и муж, спокойный и незлобивый труженик. Он был сиротой, и отец мой взял его к нам в семью еще мальчиком. Когда убили моего отца, Сюй был тогда еще грудным…

Старуха закашлялась, и все посмотрели на партизанского командира Сюя, которому ранняя седина уже серебрила виски.

— …Тогда муж мой и младший мой брат решили забрать всю нашу семью и бежать в Китай, потому что японцы ловили нас и превращали в своих рабов, а непокорных истребляли.

Надо было нам из гор пробиться к берегу моря, найти лодку и бежать. Так мы и поступили. Но только злой дух кружил над нами: уже у самого берега нас выследили японцы. Я успела с грудным младенцем на руках добежать до гор и спрятаться там. Убежал и брат мой. А мужа моего с двумя детьми поймали японцы. Я это хорошо запомнила. Это были японские морские солдаты; было их человек двадцать, все с ружьями, а на ногах у них были такие белые высокие чулки поверх штанов.

Мы все видели из-за кустов, как они связали мужу руки, вывернув их за спину, и ударами прикладов заставили его сесть на корточки. Потом двое из них выстрелили ему из винтовок прямо в голову. Он так и упал на землю спиной, весь скрюченный. У меня потемнело в глазах от ужаса.

Солдаты пошли дальше, по берегу. Лодку они нашу не тронули, а возле лодки сидели мои дети: мальчик восьми лет и девочка шести лет. Солдаты ушли далеко, и мы с братом уже хотели выбраться к берегу, как вдруг они повернули обратно. Мы опять спрятались за скалой. Они вернулись назад, к лодке. Девочка, я помню, все кричала, а мальчик подполз к отцу и лег возле него. Один солдат подошел к девочке и что есть силы ударил ее прикладом винтовки по голове. Я уже не помню, что было дальше.

Когда я очнулась, рот мой был забит травой, и брат крепко держал на нем руку, чтобы я не кричала.

Солдат на берегу уже не было. Там в разных местах лежали мои дети и муж. Мы подождали до темноты и, когда она наступила, подошли к лодке.

Муж был мертв, и девочка, и мальчик. Они их всех убили…

Голос старухи дрогнул, она глубоко вздохнула и замолкла. Она пошарила рукой возле себя, нашла свою палку с металлическим наконечником и ткнула его в костер. Над людьми повисло горестное безмолвие. Лань Чжи низко опустила голову и подалась туловищем вперед, к костру. Никто не видел ее лица, и никто не знал, плачет ли она беззвучно и бесслезно, или напряженно разглядывает в причудливом сверкании пламени картины далекого прошлого.

Старуха вдруг быстро задвигала палкой в костре, и туча искр вспорхнула в воздух. Лань Чжи откинулась назад. У нее были сухие, с глубокой думой глаза. Отблески пламени играли на ее морщинистом лине, рассекая его светло-коричневыми узкими полосками. И казалось, что это большая жизнь отложила следы свои на ее лице.

— …Лодку японцы не тронули — почему, не знаю. И отплыли мы втроем: я, брат мой и сын мой Сюй. Мы потеряли счет дням и неделям, столько времени носило нас по бурному морю, пока нам не помогла китайская джонка. Это была джонка пиратов, а они были неплохими людьми, и после того, как мы рассказали про наше горе, они доставили нас к глухому берегу провинции Фуцзянь, снабдили деньгами, продуктами и пожелали доброго счастья.