Владислав Шурыгин - Зенитная цитадель. «Не тронь меня!»

Я пока ничего не буду подробно писать о себе… Останусь жив, сам расскажу, а если суждено будет погибнуть — обо мне расскажут люди.

Шалый мартовский ветер доносил соленое дыхание моря. Высокие кучевые облака сулили устойчивую погоду.

А такая погода означала новые хлесткие бои с «мессерами», налеты груженных бомбами «юнкерсов» на позиции наших войск под Севастополем, на сам город и порт, на мыс Херсонес…

Вот уже несколько дней Леонид Соболев находился на Херсонесе у авиаторов. Потертый, видавший виды блокнот писателя быстро заполнялся записями наблюдений, впечатлений, бесед с героями его будущих очерков и рассказов.

Раскрывая блокнот для очередной записи, писатель все чаще наталкивался на жирно подчеркнутые слова: «Не тронь меня!»

Подчеркнутое означало: побывать, увидеть обязательно! В рассказах летчиков почти каждый раз звучало: «Прошел над плавучкой…», «Не тронь меня!» отсекла немца…», «Плавбатарея поставила завесу…».

С холмов Соболев хорошо видел ее, темневшую на серой глади Казачьей бухты, метрах в двухстах-трехстах от берега. Вечером, за ужином, Соболев сказал генералу Острякову [12] Генерал-майор Н. А. Остряков с 14.11.41 г. по день гибели — 24.04.42 г. был командующим ВВС Черноморского флота. :

— Николай Алексеевич, завтра я бы хотел побывать на плавбатарее.

Комиссар полка Мирошниченко вызвался было в провожатые, но Соболев вежливо отказался:

— Спасибо, доберусь. Главное, чтобы шлюпку прислали. Шлюпка у них есть? А то ведь я и вплавь смогу: карандаш, блокнот в зубы — и пошлепал…

— Что вы, Леонид Сергеевич! — рассмеялся Остряков. — Конечно, есть шлюпка, и связь по телефону мы с ними держим. Кстати, у них под самым боком сидит со своей эскадрильей капитан Авдеев. Метрах, наверное, в шестидесяти от уреза воды. Так, Мирошниченко? Михаил Авдеев — очень перспективный командир и воздушный боец, так что рекомендую и с ним при случае познакомиться…

Остряков тут же приказал Мирошниченко связаться с плавбатареей по телефону и с утра держать Соболева в курсе обстановки. На том и порешили.

Утром на потрепанной «эмке» выехали в бухту. Вот как рассказывал об этом сам Леонид Соболев в очерке «Не тронь меня!».

«Едва мы подъехали к каким-то складам Казачьей бухты, в небе забряцало и загудело, и хотя самолетов не было еще видно, но «эмка» встала как вкопанная. «Товарищ капитан второго ранга, за мной — под стенку!» — Осторожный водитель прилег к стенке склада. Но поскольку шестерке «юнкерсов» явно было не до нашей «отдельно идущей машины», я высунулся из ее окна, чтобы поглядеть на работу знаменитой плавбатареи № 3.

«Юнкерсы-88» шли на бомбежку не менее знаменитого Херсонесского аэродрома — «аэродрома славы», последнего прибежища самолетов в осажденном Севастополе, построенного героическим трудом гражданского населения. Но в голубом весеннем небе на пути их возникли кучные, весьма слаженные и точные клубки черно-желтых разрывов шрапнели. Скорость стрельбы была поразительной, разрывы лопались один за другим, один возле другого. Видимо, завеса оказалась серьезной, потому что пять «юнкерсов» отвернули от боевого курса, пошли на заход далеко вправо, где их встретила новая завеса других севастопольских батарей. Но шестой «юнкерс», очевидно, обозлившись, свалился на левое крыло и пошел пикировать на батарею. Сердце у меня замерло: фашистский ас пошел вниз уверенно и смело, вот-вот серия бомб ляжет хорошо если не у борта, а то и прямо в батарею… Но тут с палубы ее взвились цветные пулеметные трассы, которые как бы обтекали вплотную пикирующий самолет, и я уже с восторгом ожидал, что он сейчас задымит и уйдет в воду бухты. Однако он увернулся, скользнул, скинул бесполезно несколько бомб и почти бреющим полетом ушел в сторону моря.

…Через десять минут к пирсу подошел «тузик» с веселым юношей-краснофлотцем, который доложил, что прибыл за мной».

Соболев не записал фамилии юноши-краснофлотца… В марте 1942 года Леониду Сергеевичу шел сорок четвертый год, и многие краснофлотцы предвоенного призыва, имеющие возраст девятнадцать-двадцать лет, казались ему юношами…

…У Мошенского с Середой был в связи с приездом писателя и корреспондента «Правды» небольшой «военный совет». Дело в том, что с борта «плавучки» на берег моряки протянули пеньковый канат, по которому, как на перетяжном речном пароме, ходили туда-сюда на лодке. Подвозили продовольствие, боеприпасы, почту…