Оба стояли на коленях. Внук кланялся молча, а старик на саднящей ноте тянул:
— Стало быть, прикажи Марье расколдовать Илюху. Как она его речи лишила, так она и могет тот глас возвернуть. Знамо, она станет отнекиваться, так не верь, господин-товарищ хороший… На себе спытал, она все могет, даже свиньей обернуться, вот те крест! Прикажи, тебя она послухает, дорогой начальник-командир. Не век же парню калекой жить.
С ума спятил, что это мелет старый олух! Помешался на колдовстве, гнал бы его в шею Путилин. Но коммунар только смущенно сказал:
— Вот видишь, сдурел старый. Просит, чтоб я приказал тебе вернуть его внуку голос. Уверяет, что только ты это можешь сделать.
Заметив Марию, Куприянов живо повернулся к ней, не поднимаясь с колен, отбил земной поклон:
— Христом-богом молю, расколдуй, Марья, Илюху. Зря ты озлилась на парня, не своей волей он тогда служивого на заимку привел. Приказал вести к лекарке, как было ослухаться… Отмякни душой, не оставь парня калекой на всю жизнь.
— Душой отмякни! — возмутилась Мария. — Да ты же, старый козел, еще в девчонках мне душу отравил. По всей деревне разбрехал, что я ведьма.
— Оно так, оно так! — согласно закивал старик. Но тут же, увидев, как Мария повернулась, чтобы уйти, толкнул внука под бок: — Не отпущай ее!.. Пущай допрежь избавит от лихого.
Слух, видимо, сохранился у Илюхи хороший. Он мигом вскочил, мертвой хваткой уцепился за Марию. Уставившись на нее молящими глазами, замычал что-то.
— Отстань, сатана! — не удержалась Мария, смаху ударила парня по щеке.
И тут приключилось чудо.
— Ой! — вскрикнул Илюха.
Старик Куприянов со слезами обнял его.
— Изгнала сатану, изгнала! Возвернулась речь-то, возвернулась!
— Возвернулась, дедко… — объявил Илюха с запинкой, но вполне членораздельно.
Услыхав голос Илюхи, сама Мария чуть не лишилась речи от потрясения. У Путилина расширились глаза, а мужики и бабы принялись испуганно креститься.
Наверное, люди в этот момент способны были совершить самое безрассудное. Если бы крикнуть, что Мария ведьма, что надо избавиться от нее, толпа тут же бы растерзала ее. Но старовер приказал внуку благодарить Марию, кланяться ей земно. И сам тоже поклонился, сказал растроганно:
— Благодарствую премного! Добрая все ж таки у тебя душа-то, коль силу свою во зло не применяешь, заблудшего простить готова. Ведь тебе-то самой зло непростимое сотворено…
Мария умоляюще посмотрела на коммунара, словно он мог объяснить, отчего этот Илюха, онемевший с перепугу, снова заговорил? Неужто оттого, что она треснула его по щеке? Случается же, вывихнется от резкого движения рука, а дернешь ее еще раз — снова на место заскочит. Может, и с головой так?
— Видно, потрясение психики, — пожал плечами Путилин.
Марии это ничего не объяснило. Она схватилась за голову, бегом бросилась на крыльцо.
После загадочного происшествия с Илюхой Куприяновым вовсе укрепилась вера в то, что Мария заколдованная, что не берет ее ни пуля, ни огонь, ни вода. Многие сарбинские жители и партизаны всерьез поверили, что Мария в силах и речь отнять, и любую болезнь напустить, и даже жизни лишить одним взглядом. Широко распространился этот слух и среди колчаковцев. Порой солдаты, особенно новички из насильно мобилизованных, даже не пытались стрелять, а разбегались и поднимали руки, когда разведчики во главе с Марией совершали внезапные налеты на белые заставы и дозоры.
Только Марию это мало радовало. Тех солдат, которые сдавались без сопротивления, Путилин приказывал обезоруженными отпускать по домам.
— Вернуться снова к белякам они не посмеют, если сдались добровольно. Будут хозяйствовать на своих подворьях, а некоторые, глядишь, и к нам примкнут, — говорил он. — Ну, а если кто-то и уйдет снова в каратели, так себе на беду. Все равно контре скоро конец!
Приказ командира Мария выполняла, но сердце яростно противилось. Оно требовало беспощадности ко всем белякам, не хотело знать никакого снисхождения. Лишь однажды зародилось сомнение: а каждый ли, кто оказался в колчаковском мундире, непримиримый враг?
Разведчикам поручили проникнуть в село Подгорское, что лежало по старому торговому тракту верстах в пяти от волостного центра Высокогорского. В Подгорском должна была состояться традиционная летняя ярмарка, где крестьяне сбывали в обмен на промышленные товары топленое масло и мед, лыко для корзин и соленые грибы, ковыльные щетки и свежую боярку, шиповник и лекарственные травы. В общем, продукты, заготовленные бабьими руками. Но сбывали их торговцам мужики, а бабы ездили на ярмарку почетными гостьями и покупательницами. Пока муженьки торговались, они лузгали семечки, жевали на возах серу, обменивались на досуге новостями, а потом примеряли обновки: серьги и бусы, кашемировые платки и кисейные кофты, высокие шнурованные ботинки и городские чулки…
Читать дальше