Николай Чебаевский - Страшная Мария

Унтер опомниться уже не успел. Потаповна трахнула его чугунком по башке. Удар оглушил унтера. Но тот не рухнул, а только пошатнулся и, наверное, через секунду — другую очухался бы.

Однако Мария схватила с лавки сечку, которой вчера крошила в корытце коренья для запарки, яростным ударом разнесла череп карателя.

Куприянов принялся открещиваться, как от чертовщины. Лишь когда Мария метнулась к нему с сечкой, он, узнав «колдунью», бросился из избы вон, забыл о винтовке и лошади своей, привязанной к пряслу, по-заячьи стреканул в лес.

Поленья залили настоем из кадки. Запах гари в избе смешался с пряным ароматом трав и хвои. Распахнув двери и окна, женщины суматошно сновали по избе, не зная, что делать.

Оставаться здесь было опасно. Белобрысый Куприянов мог вскорости привести беляков. Неизвестно, где находился карательный отряд, скорей всего где-то недалеко, раз унтер рискнул заявиться на заимку с одним сопровождающим.

Одевшись, Мария с Потаповной поспешно выволокли труп карателя из зимовья, спихнули в болото.

— Чтоб не смердило в избе, ежели доведется вернуться, — сказала Потаповна, крестясь. — Прости, господи, меня, грешную.

Потом собрали самое необходимое из пожитков и еды, приторочили мешки к седлам, взяли винтовки карателей и тронулись глухой тропой в лес.

Когда женщины появились в партизанском лагере, мужики встретили их с ликованием, с шутками:

— Вот это партизанские жинки! Если все наши бабы явятся с такой добычей, у беляков ни винтовок, ни коней не останется.

Потаповну определили ухаживать за ранеными, а Марию в боевую разведку. Сама напросилась. Предлагали ей тоже остаться при раненых. Да разве могла Мария после всего, что с ней произошло, не взяться за оружие, не искать встречи с мучителями.

К середине лета крестьянские восстания с новой силой заполыхали по всему Алтаю. В Присалаирье тоже восставало одно село за другим. Мелкие партизанские отряды объединялись. Партизаны все смелее нападали на колчаковцев. Но и силы карателей возросли. «Верховный правитель» решил во что бы то ни стало подавить народное движение в своем тылу. Для расправы над непокорными он бросил новые части.

Только никакие расправы не помогали. Захватят каратели одно село — рядом поднимается другое. А разделить свои силы, чтобы удержать под контролем все села и деревни, белые никак не могли: мелкие отряды партизанам легче было бы разбивать.

К тому времени, когда Мария пришла в отряд Ивана, партизаны уже выбрали своим командиром коммунара. Это было естественно: большевика-матроса сменил большевик-рабочий. И оба они держались одной линии: решительно крепили дисциплину, добивались, чтобы партизаны были сознательными бойцами подлинно революционного отряда. И если отряд коммунара занимал село, там устанавливался порядок, местные жители не боялись грабежей и насилий. За мародерство и насилия в отряде Путилина судили беспощадно.

Кроме того, Путилин, получивший закалку в питерских марксистских кружках, хорошо сознавал великую силу не только дисциплины, но и партийного слова. На митингах и сходках он подробно объяснял крестьянам, что такое Советская власть, чьи она интересы отстаивает. Он говорил, что их отряд — это частица Красной Армии, громящей колчаковцев. Рядовые партизаны тоже несли слово правды в те дома, где останавливались на постой. В результате отряд не только не распался после гибели Ивана, но вырос, окреп, накопил боевого опыта.

— Зря, выходит, я тогда тревожился в пещере, как бы не переманил к себе мужиков Коська Кривопятый, — удовлетворенно сказал Путилин Марии, приветствуя ее появление в отряде. — Иван твой крепко спаял боевых друзей. Давай и ты помогай нам.

— Да уж как могу, — ответила Мария, и в ее голосе, в этих словах послышалась Путилину не просто решительность, а что-то заносчивое, необузданное, и он подумал: «Не наломала бы дров…»

Наломала. В первом же бою.

Отряд выбил беляков из Сарбинки. Горький то был для Марии день. Родное село освободили слишком поздно для нее. Не вышла встретить партизанку ни одна близкая живая душа. И от родного гнезда не осталось даже пепелища. Да еще в тот же день…

Когда бой кончился и последние каратели, засевшие на подворье лавочника, подняли руки, Мария вдруг увидела, что один рослый солдат саженьими прыжками удирает по переулку к реке. По тому самому переулку, по которому последний раз приходил домой Иван, позвякивая боталом. В сердце Марии кольнуло: удирал верзила, палач, выворачивавший Ивану руки!