Борис Тартаковский - Квадрат смерти

Пишут Николаю только два человека — Олеся и мама. Несколько раз перечитав письмо, Николай садится писать ответ. И на его лице то и дело появляется улыбка, потому что пишет он только о хорошем, радостном. Будто колокола громкого боя не звучат раз за разом, возвещая о появлении врага. В самом деле, к чему писать об этом? Чтоб показать, как ему тяжело, как опасна служба на батарее? Нет, он не будет пугать тех, кто его любит. Да ему ведь не страшно! Напротив, чем чаще звучат колокола, тем больше он чувствует себя настоящим мужчиной, занятым самым мужским из всех мужских дел — защитой Родины. А что такое Родина? В представлении Николая это не только земля, реки и моря, города и села, пашни и леса, но и мама, сестренка Машенька, Олеся…

Мама живет в Алма-Ате — она из семьи тех русских крестьян, которые в поисках кормилицы-земли пришли в эти края еще сто лет тому назад. Здесь, у подошвы хребта Заилийского Алатау, рождался тогда город Верный.

В Алма-Ате увидел свет и Николай. Он жил и учился здесь, пока комсомол не послал его в военно-морское училище, что в трех шагах от Стрелецкой бухты. И Севастополь, Стрелецкая бухта, Черное море стали ему так же дороги, как родная Алма-Ата.

Старик «Дооб» редко привозит письма от мамы. И сам Николай значительно реже пишет в Алма-Ату, чем в Севастополь Олесе. Но вот вчерашнее мамино письмо он прочитал Семену. Мама у Николая мужественный человек и не хнычет по поводу того, что сын ее на фронте. «Сынок, горжусь тобой! — пишет мать. — И всем я с гордостью говорю, что мой сын на фронте…»

— Не правда ли, хорошая у меня старушка, — сказал Николай, прочитав Семену эти строки.

— Да, славная, — согласился Семен. — Но надо еще заслужить, чтобы матери наши гордились нами…

Это было вчера. А сегодня вахта Семена с утра, и это первое утро, когда стрельба будет проводиться по новым таблицам. «Как они пройдут?» — взволнованно думает Семен. Он всматривается в небо, настороженно ловит каждый звук… Нет, это обычный рокот морской волны. Самолетов противника не видно и не слышно. «Как назло! Ну, ничего!» — улыбается своим мыслям Семен и на минуту представляет себе, как налетают на батарею сразу два «юнкерса» и он, лейтенант, командует:

— Огонь!..

— Виноват, товарищ лейтенант! — отрезвляет его старшина Лебедев, оказавшийся близ командира. — Вы что-то сказали?

Тонкое, красивое, загорелое лицо лейтенанта вспыхивает.

— Я говорю — как назло, сегодня ни одна собака не прилетит, чтобы мы могли проверить новые таблицы.

— Ничего, товарищ лейтенант, — утешает Лебедев. — Не сегодня, так завтра угостим фрица нашим огоньком. Обязательно угостим.

Проходит еще день. Иногда пролетают немецкие разведчики, но далеко от батареи и высоко. Будто дразнят моряков, жаждущих скорее проверить на деле новые таблицы стрельбы.

Жара препорядочная, а море спокойно, и налетов нет. Но комиссар Середа хмурится, вспомнив сводку Совинформбюро. Немцы уже под Ростовом, и Севастополь сразу оказывается в глубине вражеского тыла. Не только Середа, но и старший лейтенант Мошенский думает, что гитлеровцы обязательно активизируются на севастопольском участке. Но пока вражеских самолетов не видно.

Под вечер свободные от вахты матросы и старшины собираются то тут, то там, вспоминают былое, делятся новостями с Большой земли, почерпнутыми из писем родных и близких, поют вполголоса под гитару Саши Лебедева. У зенитчиков Николая Даньшина излюбленное место для такого дела — бак и полубак, как называют на плавучей широкую площадку в носовой части, где расположены два зенитных автомата, крупнокалиберный пулемет, прожектор, «слухачи» и второй дальномер. А ребята с батарей Михаила Лопатко и Семена Хигера, а также вычислители с центрального зенитного поста отдают предпочтение кормовой части.

Сегодня именно здесь артиллеристы с большим интересом слушают рассказ Виктора Донца, как он, горожанин, всю жизнь проживший на тверди земной, попал на плавучую батарею вычислителем-графистом. Почему-то его товарищам кажется это удивительным. Но жизнь матроса Донца, который старше многих на батарее, интересна не только этим.

Да, этот человек, умеющий просиживать часами над планшетом, оказывается, был очень неусидчив в молодости. Куда его только не носило!

— Видно, время было такое… — рассудительно замечает Косенко, известный как великий молчальник, отличный артиллерист и вообще мастер на все руки.