Паровоз еще раз гудит, но далеко-далеко. И после этого гудка наступает, как мне кажется, жуткая тишина… Белая как полотно стоит мама Драго и пытается что-то сказать… Но вдруг она резко поворачивается к рыженькой.
— Милая! — кричит она. — Милая!
Она раскрывает свои объятия, они обнимаются, я сквозь слезы вижу, как вздрагивает спина рыженькой, обтянутая синей гимнастеркой. А мама Чернетича гладит ее, и они обе плачут, прижавшись друг к другу. Подружки, беленькая и черненькая, стоят рядом.
— Мы довезем ее, не беспокойся! Где она живет?
Я отвечаю, и мой собственный голос доносится до меня, как через вату. Я киваю им и иду вдоль путей. Возле милицейской машины шофер и несколько солдат окружили старую цыганку в грязном бархатном платье. Руками в серебряных кольцах она держит ладонь усатого пожилого солдата и цокает языком:
— Ах, дорогой! Счастье тебя ждет! Такого счастья даже я не видала! Вот счастье! — гортанно кричит она. — Золото! Жена богатая! Деньги на книжке! Жив будешь! Позолоти ручку!
— Где ты был?! На тебе лица нет! — восклицает мама.
— В школе. Я устал, мама…
— Не ври! — Мама едва сдерживается. — Я нашла твою сумку на кухне, за шкафом!
Я молчу, у меня, правда, нет сил даже отвечать. А мама с непроницаемым видом сидит в кресле, напоминая ссыльного Суворова в Кончанском, и продолжает:
— Скажи мне, о чем ты думаешь? Куда ты себя готовишь?
— Мама, я не понимаю…
— Я вижу, что ты не понимаешь! Вижу! Твои товарищи учатся, получают знания! Они окончат школу, поступят в институты, будут культурными людьми: учителями, врачами, архитекторами… Кем будешь ты со своими двойками?! Посмотри!
И, вынув из моей сумки дневник, она бросает его на стол. Как назло, его страницы раскрываются на неудачной неделе.
— Два… три… три с минусом… три с плюсом… единица с минусом… Что это?
Единица с минусом — это изобретение Говорящей Машины.
— Это — единица с минусом, — отвечаю я.
— Я готова плакать, — говорит мама. Ее лицо дрожит, голова совсем седая, и в глазах такая тоска и отчаяние, что становлюсь противен сам себе.
— Что же ты молчишь? — спрашивает она трясущимися губами.
— Мама, я очень устал… И хорошо учиться не могу, мне все противно!
— Что ты говоришь?
— Мама! Я сегодня целый день был на вокзале — я провожал на фронт Чернетича… И целый день не ел.
— Я дам тебе манной каши, — говорит она совсем другим тоном, встает и больше не глядит на дневник.
— Ну вот! — говорит дядя Вася, весело оглядывая нас всех, сидящих ранним утром возле стола. — Завтра я ухожу в госпиталь, а Митрофанов уезжает в Сибирь, в отпуск. Вечером мы устроим торжественный ужин, а теперь я, как Дед Мороз, раздаю подарки!
Раскрыв чемодан, он вынимает оттуда что-то большое, завернутое в хрустящую бумагу.
— Это тебе! — говорит он маме и кладет перед ней сверток. Мама осторожно разворачивает его.
— Пуховая подушка! Вот прелесть-то!
И мы видим изящно обшитую тесьмой, мягкую, с каким-то заграничным рисунком пуховую подушку.
— Спасибо, Васенька! — И мама целует его.
— Это тебе! — Дядя Вася подает Митрофанову что-то очень маленькое, перевязанное ниточкой. Митрофанов развязывает ниточку, разворачивает и расплывается в улыбке.
— Зажигалка!
Он щелкает, и появляется светлое — при свете солнца — пламя с черным языком.
— Бензин не тот! — вздыхает сержант.
Мне дядя Вася протягивает новую, из настоящей кожи, скрипящую полевую сумку! Вот это подарок! Я трогаю ее блестящие бока, вдыхаю приятный аромат кожи и совершенно счастлив!
— Спасибо, дядя Вася!
А он опять вынимает что-то маленькое, завернутое в папиросную бумагу и перевязанное ленточкой.
— Это тебе!
Быстро, как только возможно, брат развязывает ленточку. Он в полном восторге! Блестя глазами, не отрываясь, смотрит на большой черный трофейный компас со стальным блестящим зеркальцем.
— Спасибо! — шепчет он.
И тут нам всем становится грустно.
— Еще не все! — заявляет дядя Вася и тянется за своей полевой сумкой. — Вот странно, — бормочет он, как бы взвешивая сумку на одной руке. С минуту он недоуменно смотрит на нее, открывает, шарит внутри, вынимает какие-то бумаги, выкладывает их на стол… Потом, подняв сумку, опрокидывает ее над полом. Оттуда выпадают карандаш, одна спичка, кусочек ваты и скомканная тридцатка.
— Оригинально! Вот так-так!
Он рассматривает сумку со всех сторон, и его ладонь проходит сквозь ее аккуратно разрезанный бок!
Читать дальше