Владимир Першанин - Я – бронебойщик. Истребители танков

Вспоминать о первой своей женщине я не любил. Когда Жорка снова собрался к ним идти, я отказался:

– Кончились деньги. Они же просто так не принимают.

Георгий смутился.

– Да брось ты. На литр самогона хватит и довольно. Ты попроси у Симки аспирина. Она на тебя вроде неровно дышит.

Жорка уговорил меня, и я обратился к Симе.

– Не могу, Андрей. Много раненых идет, а медикаментов постоянно не хватает, – подумав с минуту, девушка достала из настенного шкафчика три пакетика и протянула мне: – Бери. Пусть люди лечатся.

Мне было неудобно смотреть Симе в глаза. В санбате у каждой сестры или санитарки имелся жених или «муж», называйте, как хотите. Тех, кто посмазливее, прибрало к рукам начальство. Сима, простая девчонка лет девятнадцати, стояла как бы особняком. К ней тоже пыталось подкатиться и начальство, и раненые, но она решительно отклоняла все попытки к сближению.

Зная это, я не делал попыток ухаживать за девушкой. Но в этот день почувствовал, что она относилась ко мне немного по-другому, чем к остальным. Но это уже не имело значения. После визита к Зине, с ее дурацким «би-би» и необходимостью доставать, покупать ворованные продукты, выпрашивать аспирин непонятно для кого, я и думать не мог о каких-то отношениях с Симой.

С Жорой я не пошел. Он потоптался, затем растерянно проговорил:

– Может, передумаешь? Плохо, что ли, время провели?

– Нет, – упрямо мотал я головой.

– Ну, тогда я девкам скажу, что у тебя осложнение.

– Лучше скажи, что сахар воровать испугался. Трусливый, мол, парень, вот я его и не взял.

Жорка пожал плечами и отправился на свидание один. А вскоре произошло сразу несколько событий. И плохих, и хороших, после которых я заторопился с выпиской.

Внезапно умер Костя Пронин. У него шло заражение глазницы. Перевозить по бездорожью в госпиталь не рисковали, он бы не вынес тряски. Когда решили, стало поздно, и Костя умер в изоляторе, где находились двое таких же бедолаг. Я просил Симу, чтобы она сообщила мне о времени похорон.

Но Костю, как и других умерших от ран, похоронили рано утром, когда мы спали. Существовал такой порядок – делать это незаметно, чтобы не травмировать раненых и контуженых. Ведь у нас все с ранениями головы лежали. Припадки случались, некоторые то ли свихивались, то ли притворялись. Лишь через день Сима проводила меня к деревянной пирамидке, под которой лежал мой приятель.

– Костя хоть не сильно перед смертью мучился? – спросил я.

– Он последние сутки в сознание не приходил, – коротко ответила санитарка.

Мы еще немного постояли перед деревянной пирамидкой и пошли в свою палатку. О чем было еще говорить?

Приезжали представители из политотдела дивизии, другие политработники. В том числе наш упитанный комиссар полка. Вручали награды. В нашей палатке получил медаль «За отвагу» старшина-танкист и я – «За боевые заслуги».

Награждали тогда очень редко. Любая медаль считалась престижной. Наш комиссар произнес небольшую речь, сообщил всем, что немцев бьют и в хвост и в гриву. Привел несколько примеров героических ударов по врагу, пожелал всем выздоровления и скорейшего возвращения на фронт.

При этих словах поднялся легкий гул. Непонятно, то ли раненые рвались снова под пули в залитые водой окопы, то ли отпускали едкие подковырки в адрес толстого полкового комиссара с двумя орденами на груди. Мне и танкисту кроме медалей вручили по пачке папирос «Казбек» и небольшому пакету с печеньем, шоколадом и яблоками.

Шоколад и пару яблок я отдал Симе. Она поцеловала меня в щеку и сказала:

– А мы и не знали, что рядом с нами такие герои находятся.

Жора меня тоже поздравил. Но как-то кисло. Ему предстояло скоро выписываться, и настроение у него было паршивое.

– Может, сходим напоследок к Зине и Аньке? – предложил он. – Зря ты Симе шоколад и яблоки отдал. Пригодились бы.

– Я и других угостил, кроме Симы. Что, лучше было Зинке пакет вместе с краденым сахаром отнести? Вроде как плату за ее кровать.

Жора промолчал. Последние дни он был не в себе. Равнодушно отнесся к смерти Кости Пронина, которого знал лучше, чем я. Предстоящая выписка и отправка на фронт внушали ему страх.

Он сумел отсрочить выписку, поднимая себе температуру, пускался на другие мелкие хитрости. Врачи эти штуки прекрасно видели, но давали раненым какое-то дополнительное время, чтобы окрепнуть. Сейчас одна из медсестер ему открыто объявила:

– Скоро комиссия. Заканчивай дурить. С нас тоже спрашивают.