Виктор Верстаков - Афганский дневник

Над кроватью майора Николая Андреевича Терещенко тоже строго семейные снимки. На одном из них двое мальчишек в школьной форме, с цветами. Наверняка сыновья, но Николая Андреевича видел лишь мельком, уточнить не успел.

Нестеров повесил над койкой всего один снимок и одну картину — увеличенную копию этого снимка. А засняты его близнецы Кирилл и Димка, они же для наглядности перерисованы. Розовые, беспомощные, голые — лежат на животиках, прогнулись, демонстрируют один из первых навыков: умение держать голову.

Родились Кирилл и Димка два года назад, когда их отец уже шел через горы в Афганистан. Валерий Нестеров повидал сыновей однажды в отпуске, а затем получал известия об их подвигах только в письменном виде. В последнем по времени письме жена сообщала о трагической судьбе дорогого пианино, к которому близнецы долго не могли подступиться, но затем нашли гвоздь, вставили в замочек, стукнули молотком, подняли освобожденную крышку и начали лупить молотком по клавишам.

Для Нестерова рождение близнецов было делом престижа в то время он командовал батальоном, и его заместители — начальник штаба, замполит, зампотех уже имели двойняшек.

…Для ощущения ночи нужна земля. Эта фраза пришла ко мне в ночном вертолете. На аэродром прибежал в последние секунды, когда, сверкая фарами, отъезжали от вертолетов машины, а сами вертолеты ревели, гудели, и из открытых дверей вырывался включенный в салопах свет. После взлета свет выключили, глаза не сразу привыкли к темноте, и вдруг показалось, что так и надо: мир вокруг есть, был и всегда будет черным, ночи и дня попросту не существует. Лишь через три — пять минут, когда мы были уже высоко над горами, глаза начали угадывать землю: она была тяжело-серой. И я ощутил ночь.

Пока в салоне горел свет, успел записать фамилию своего соседа: старший лейтенант Юрий Татаринов, временно исполняет обязанности командира 9-й роты. О, это не простая рота! Когда-нибудь о ней сложат поэмы и повести, напишут песни. Впрочем, песни уже есть, но пока они понятны только тем, кто был в Афганистане в декабрьские дни 1979 года и знает о первых героях. С тех дней и до нынешних 9-я рота — особая рота.

Полет чрезвычайный, непредвиденный. Далеко в горах бандиты напали на объект, охраняемый нашими и афганскими солдатами, оттуда успели передать в лагерь, что положение критическое, потом связь прервалась. Командир части поднял по тревоге разведчиков, да не учел, что помощником дежурного стоял сержант из 9-й роты… Разведчики перекрыли норматив выдвижения к аэродрому, но их опередила 9-я. Пообещав Татаринову строгое наказание за «самодеятельность», командир все же отправил на последнем вертолете и его отборных парней.

Юрий успел при свете назвать мне фамилию своего солдата, которого очень просил упомянуть: рядовой Цолак Синдоян. Цолаку однажды в горах повредило ногу, но он остался в строю до конца марша, а потом, подлечившись в госпитале, приговоренный военно-врачебной комиссией к увольнению по состоянию здоровья в запас, всеми правдами-неправдами пробрался в родную роту, продолжает служить, да еще как!..

Пилоты дверь в свою кабину не закрыли, там, как красные угли, светились приборы — впереди, по сторонам, даже на потолке. В салоне на левой стене тоже алела россыпь циферблатов и стрелок — приборная доска бортмеханика. В ее скудном, тревожном, зыбком свечении взгляд различал, а может только угадывал, смутные контуры сидящих людей, короткие автоматы на коленях, подсумки, ящики, пулеметные и гранатометные диски на полу вертолета.

Солдаты невероятно быстро уснули. В этом не было даже намека на равнодушие к судьбам друзей, которые запросили с гор о помощи. Мужская солдатская дружба честна и не сентиментальна. Не переживания, не волнения, не сочувствие издалека, а только дело подтверждает солдатскую дружбу. Ну, а до дела еще с полчаса лету, почему бы эти полчаса не вздремнуть — во сне, говорят, человек растет…

Татаринов зашел к летчикам, прокричал им, что хорошо бы обогнать переднюю пару и приземлиться раньше разведчиков, не обиделся на отказ, потому что просил о несбыточном, вернулся на сиденье, откинулся головой на бортовую обшивку и затянул какую-то знакомую мелодию, от которой мне стало вдруг не по себе.

…Припомнился российский маленький город, пыльные улицы, яблони за заборами, высокая, чуть надменная девочка, которую мы, ее одноклассники, звали то Людой, то Люсей. Все мы были влюблены в нее, а на танцы и на проводы ходили с девочками попроще. Потом был ее день рождения; да, кажется, именно день рождения, который справляли у нее дома. Я был среди одноклассников самым молодым, потому что год назад от нечего делать экстерном сдал экзамен за восьмой класс и перескочил из седьмого сразу в девятый, еще я занимался тогда спортом, вил только шампанское — очень помалу. И я выпил шампанского, сел в углу на диван, и вдруг она позвала меня танцевать, самовольно объявив белый танец. Магнитофон (мы называли его между собой «бормотографом») играл мелодию, которую через столько лет залалакал над ночными афганскими горами старший лейтенант Татаринов: «Как это все случилось, в какие вечера?..»