Виктор Верстаков - Афганский дневник

Новое руководство Афганистана возвратило многим гражданам незаконно изъятое у них в дни диктатуры Амина имущество. Осуждена аминовская практика безоглядных, не учитывающих местные условия репрессий по отношению к духовенству.

Нет, Амину не было дела до реальной жизни парода, он не видел, не хотел видеть трудностей, порожденных его безответственной политикой. Построить справедливое общество, конечно, в тысячу раз сложнее, чем выстроить или хотя бы приспособить для себя уже построенный дом. Амин не сгодился ни для той, ни для другой работы. И когда карточный домик его диктатуры начал разваливаться, он готов был на любое предательство, не прикрытое даже «левой» фразой. Не успел. Помешали.

…Поздним вечером, возвратясь в палаточный лагерь, долго стояли с Бокаревым под звездным куполом, курнули. Над горами плыла большая луна. Бокарев читал сочиненные недавно стихи, в которых резанула слух строчка: «Луна, кровавая Селена…» Да, я тоже видел в Афганистане, что кровавая.

Тяжело дни напролет ходить в мокрых сапогах, урывками спать в уазике или в вертолете, мерзнуть в окопах сторожевого охранения, поджидать попутной машины или летной погоды, мучаясь тем, что где-то без тебя происходит самое важное и интересное. Но труднее всего — доехав, долетев, встретившись, снова прощаться. И никто не скажет, на сколько.

А сами встречи бывали порой очень коротки. Листаю блокноты: чья-то случайная фамилия, судьба без фамилии, эпизод без обстоятельств, пейзаж без всякого эпизода, а вот совсем личное, к делу вроде бы не относящееся, но не случайно же записал именно в тот день, в ту минуту — значит, относится к делу.

…Не курить мне теперь сигареты «Ту-134». Не смогу, раз, на свою беду, пожадничал.

Летели долго, сделали несколько запланированных посадок и еще одну, по просьбе летевшего с нами офицера-танкиста — незапланированную. Здесь, в этих глухих местах, недавно прошло наше танковое подразделение. В пути один из танков был поврежден. Буксировка тяжелой, многотонной машины в горах — дело практически невозможное. Командир подразделения приказал экипажу остаться, поджидать ремонтников.

…Еще крутятся по инерции лопасти, но борттехник уже дергает меня за рукав: пора, сейчас снова запустят движки. Четверо очень молодых ребят в застиранных танковых комбинезонах стоят в глубоком снегу, через силу улыбаются. Забрать бы их сейчас в вертолет, добросить до родного лагеря. Но нельзя, да и сами они, конечно, не согласятся — служба. Спрашиваю, есть ли еда, патроны, курево.

— Есть, есть… Спасибо… Все нормально!

— Сигарет, конечно, маловато, — признается командир экипажа, сержант. — Но по паре штук еще осталось.

Отправляясь в этот полет, положил в бушлат две последние пачки «Ту»; одну отдаю ребятам, вторую решаю сберечь: бог его знает, сколько еще мотаться, где приземлимся. Борттехник снова дергает за рукав, торопливо записываю в блокнот фамилии ребят из экипажа: сержант Харчев Виталий, рядовые Мухаметкалиев Оралбек, Шайкамалов Тимур, Шуминов… Имя Шуминова записать не успеваю — уже вовсю раскручиваются лопасти. Ничего о тех ребятах больше так и не сумел узнать, остались только фамилии в блокноте и зло на себя за то, что сигарет пожалел. Афганский старожил этого бы не сделал.

…В некоторых лагерях есть между палаток землянки, их часто называют бункерами. В землянках, честно говоря, ни разу не ночевал, но бывать приходилось.

Спускаюсь по крутым, очень узким ступеням, открываю дощатую дверь, затем откидываю брезентовый полог. В проходной комнатке на столе — телефоны и рация, во второй и последней — четыре кровати. Стены задрапированы белой сеткой, на тумбочке в углу стоит маленький телевизор «Юность-Р603». Майор Валерий Нестеров, посмеиваясь, рассказывает, как горячился командир части перед Московской олимпиадой: собрал связистов и всех, разбирающихся в электронике, произнес речь о славе советского спорта, пообещал пятнадцать суток отпуска тому, кто наладит телеприем. Тогда это оказалось невозможным, но скоро телевизионной проблемы для наших людей в Афганистане не будет: на Кабул через специальный спутник уже транслируется отечественная программа, на повестке дня — расширение зоны приема. Телевизоры, работающие и не работающие, в лагерях уже припасены…

В том бункере запомнилось и множество фотографий над кроватями. Вот подполковник Артуш Татевосович Арутюнян стоит у газетного киоска, обняв за плечи двух сыновей, у младшего на голове — отцовская форменная фуражка, все трое очень счастливы и, по всем признакам, горды тем, что снимаются в такой хорошей компании. Рядышком — целая фотогазета: Арутюнян сфотографировался с каждым из своих родственников, а их много…