Семён Данилюк - Остров незрячих. Военная киноповесть

Двустворчатая дубовая дверь распахнулась от резкого толчка изнутри. На пороге возник успевший обернуться Горевой:

— Пожалуйте, вас ждут. Зал приема сразу за прихожей.

Он отодвинулся, пропуская гостей. Арташов вошел в затемнённую прихожую, на стенах которой угадывались картины в тяжелых золоченых рамах. — Светомаскировка. Не успели расшторить, — коротко пояснил Горевой. — Зато зал уже приведен в порядок. Обогнав капитана, он откинул перед ним плотную, плюшевую портьеру, разделявшую комнаты. В глаза им брызнуло солнце. После мрачной прихожей полукруглая, застекленная зала оказалась залита теплым светом.

Арташов с усилием размежил заслезившиеся глаза.

При его появлении из глубоких кожаных кресел поднялись две пожилые женщины, в одной из которых легко узнавалась та, что подглядывала из окна. Выражение любопытства и теперь не сошло с ее шустрых, беспокойных черт. Взгляд постреливал лукавством так, словно она все еще ощущала себя семнадцатилетней гимназисткой.

Но главной здесь была не она. На полметра впереди, высоко вскинув голову, застыла сухопарая дама с гладко зачесанными волосами и настороженным выражением удлиненного лица. Она, правда, пыталась изобразить добросердечность. Однако прикушенная нижняя губа свидетельствовала, что показная приветливость дается ей с трудом.

Брезгливым взглядом скользнула она по Сашке, вскинула бровь в сторону Горевого, выражая ему неудовольствие появлением нижнего чина, и наконец соизволила обратить внимание на Арташова.

— Баронесса Эссен, — без выражения представилась она. Не уловив ответной реакции, недоуменно поморщилась. Повела рукой. — Моя компаньонка и наперсница госпожа Невельская. Что вам угодно, господин советский офицер? Говорила баронесса по-русски с твердым прибалтийским акцентом. Быть может, от того Арташову показалось, что слово «советский» она будто начинила ядом.

— Мне угодно разместить в этом доме своих солдат, — отчеканил он.

— Это невозможно, — безапелляционно отрубила хозяйка. Добродушия в ней хватало ненадолго. — Элиза! — подруга умоляюще потянула ее за рукав.

— Это невозможно, — упрямо повторила баронесса. — Мой дом — не казарма.

— Еlise! Was tust du? Du hast doch versprochen! Sie sind ja Okkupanten! [2] Элиза! Что ты творишь? Ведь обещалась! Они же оккупанты! — отчаянно выкрикнула Невельская. В самом деле, если своей язвительностью баронесса намеревалась вывести оккупанта из себя, она своего добилась. — Вот у него, — указывая на Сашку, процедил Арташов, — тоже дом не был казармой. Однако ваши пришли без спросу и заняли. А, уходя, сожгли забавы ради весь горняцкий поселок, так что мать его в землянке ютится. Ишь ты, — невозможно! — голос Арташова клокотнул. — Небось, в сорок первом казалось невозможным нас здесь увидеть. Ан — сподобились! Как там у вашего бога? — он ткнул в золотистую, свиной кожи библию на ломберном столе. — Азм воздастся? Вот и воздалось! Арташов снял пропыленную полевую сумку и демонстративно шлепнул ее поверх библии, — будто тузом припечатал. Зыркнул через плечо: — Сашка, оглядись по комнатам и распредели людей!

— Айн момент! — с готовностью отозвался ординарец. Высокомерие старой дамы заметно задело и его.

— Минуту, господа! — поспешил вмешаться Горевой. — Всего лишь минуту! Присядьте же, господин капитан. Много ли вам будет стоить минута?

Он отодвинул для Арташова свободное кресло и стремительно подошел к баронессе, зашептал. С другой стороны ее теребила за рукав Невельская.

Арташов с удовольствием погрузился в мягкую, податливую кожу. Не часто доводилось ему оказываться среди барской роскоши. В простенках меж окон стояли разлапистые, в тон креслам стулья, над которыми к стенам были пришпилены раскрытые веера из японского шелка и слоновой кости. С потолка угрожающе нависала огромная хрустальная люстра, в углу за дверью опёрся на меч спесивый средневековый рыцарь. И все-таки Арташова не оставляло ощущение неухоженности. Пытаясь понять причину, он осмотрелся повнимательней. Люстра над головой оказалась совершенно запыленной. Зато подсвечники на столе и на всех подоконниках сияли надраенной бронзой. Судя по обгоревшим свечам, пользовались ими, в отличие от люстры, регулярно. Очевидно, экономили на электричестве.

Да и дорогая кожа на стульях и креслах при внимательном рассмотрении оказалась изрядно потертой, как и плюшевые портьеры. Арташов исподтишка пригляделся к хозяевам. Заметил белесый шов на юбке баронессы, бахрому на кружеве Невельской, стоптанные задники у Горевого. В этом доме поселилась тщательно скрываемая нужда.