Вячеслав Кондратьев - Отпуск по ранению

Для него институт был сейчас чем-то очень далеким. Как началась война, он перестал совсем о нем думать, как и вообще о своем будущем.

И, слушая рассуждения очкастого о том, что их будущая профессия после войны будет самой главной – надо же столько строить, Володька даже не испытывал горечи. Было только немного грустно, что он не может вступить в разговор: его судьба другая и главное у него в другом.

Тоня, видя отсутствующее выражение Володькиного лица, пыталась переменить тему, но для ребят она была интересна, это было их будущее, и они продолжали горячо спорить, пока кто-то шутливо не предложил: не сыграть ли им в "бутылочку"?

– Вы не устарели для этой детской игры? – спросила Тоня улыбнувшись.

– Наверное, нет. Но играл в нее очень давно, в классе девятом… – ответил Володька и посмотрел на девушек, гадая, с кем из них ему доведется целоваться: хорошенькими они были все.

– Я кручу, – сказала Тоня.

Бутылка долго крутилась и наконец остановилась горлышком против Володьки. Он покраснел.

– Берегись, лейтенант, – засмеялся кто-то.

Тоня же без улыбки, какая-то серьезная, подошла к Володьке, взяла его голову в свои руки и крепко прижалась к его губам. У него закружилась голова, исчезли все окружающие, комната куда-то поплыла…

– Хватит, Тоня, задушишь лейтенанта, – сказал кто-то.

Тоня оторвалась от него, но продолжала держать его голову и смотрела затуманенными, но серьезными глазами, и ее взгляд притягивал Володьку. Ничего не соображая, забыв о присутствующих, как во сне, поднялся он со стула, прижал Тоню к себе, нашел ртом ее полураскрытые губы…

– Это уже не по правилам, – заметил очкарик, а остальные рассмеялись.

Но когда Володька отпустил Тоню, никто уже не смеялся. Смотрели, переводя взгляды с него на Тоню, и молчали. А Володька, не сразу очнувшись, тоже обвел глазами комнату, притихших и недоуменно смотревших на него Тониных приятелей и приятельниц и смущенно пробормотал:

– Простите… Не знаю, как это получилось… Мне уйти? – сделал он шаг.

– Нет, – еле слышно произнесла Тоня, заступая ему дорогу, тоже смущенная и побледневшая. – Нет, не уходите…

Тут поднялся один из парней:

– Кажется, надо уходить… нам?

– Да, ребята, – как-то просто сказала Тоня. – Извините, но вы видите: что-то произошло… Я пока сама не понимаю… Но что-то произошло.

Ребята без ухмылок и двусмысленных взглядов поднялись и направились к выходу, только одна из подруг что-то шепнула Тоне на ухо. Тоня слегка пожала плечами и пошла провожать гостей. Володька все еще стоял столбом посреди комнаты. До него доносился негромкий разговор в передней, но он не вникал в него – он был смятен, ошарашен случившимся. Он слышал, как захлопнулась дверь, зазвенела цепочка, затем слышал Тонины шаги и как мимо него прошелестело ее платье. Он обернулся. Тоня стояла напротив и глядела на него.

– Да, что-то случилось… – задумчиво сказала она и опять прикоснулась к его руке. – Со мной случилось. С вами-то ничего. Вы просто очень давно не целовались…

Она прошла к столу, налила себе рюмку и медленно, маленькими глотками выпила вино, затем провела рукой по волосам и как-то обессиленно опустилась на диван.

– Кажется, – начал он глухо, – со мной тоже что-то случилось. – Он вынул папиросы и жадно закурил.

– Неужели? – тихо, с радостным изумлением прошептала Тоня.

– Да… – так же тихо ответил он и присел, но не на диван, где сидела она, а на стул.

Ему не хватало дыхания, в горле пересохло, и он облизывал обметанные, сухие губы и молчал, не находя да и не ища слов для выражения того, что чувствовал сейчас. Молчала и Тоня. И они долго не решались прервать молчание, переживая, каждый по-своему, то значительное и необыкновенное, что произошло с ними.

– Последние дни я все время бродила по улицам… И вот встретила вас все-таки. Мне вообще везет в жизни.

Володька усмехнулся и покачал головой.

– Вы считаете, что это не так? – с тревогой спросила она.

– У нас только… пятнадцать дней.

– Не надо об этом! Я не хочу думать! – почти крикнула она и, протянув руку через стол, взяла Володькину кисть. – Вы знаете, все началось с руки… Когда вы протянули ее мне, еще грязную, со следами ожогов, такую жесткую… я подумала…

– Не надо… про руку, – попросил он и осторожно высвободил ее.

Тоня пристально взглянула на него и не сразу, а помедлив немного, спросила:

– Это связано… с фронтом?

– Да.

– И это страшно? – спросила, догадавшись.