Вячеслав Кондратьев - Отпуск по ранению

Но не прошло и двух минут, как вбежала Римма:

– Сергей Иванович! Внизу патруль вызвали! Я вас черным ходом!

Сергей бросился к Володьке, схватил за локоть, и они покатились вниз по крутой, узкой лестнице… Выбежав во двор, рванули влево. Выскочили они со дворов где-то около "Арагви" и скорым шагом стали спускаться к Столешникову переулку. Там, смешавшись с людьми, прошли немного, потом остановились и закурили.

– Ну, вы даете, сэр… – усмехнулся Сергей. – А если б патруль?

– Черт с ним! Кого я теперь могу бояться? Это ты понимаешь? – Володька сказал это без рисовки, просто и как-то уныло. – Для чего ты повел меня в этот кабак?

– Как для чего? Посидеть, выпить… поговорить.

– Нет, Серега, не только для этого…

– Может быть, – неопределенно произнес Сергей, усмехнувшись и сломав папироску в пальцах. – Ладно, пошли…

Три дня после этого отлеживался Володька дома, сходив только на перевязку. Идя в поликлинику, прошел он мимо своей и Юлькиной школы. Сейчас там находился пункт формирования, у калитки стоял часовой, а во дворе он увидел две большие воронки – рыжая развороченная земля… И то, что на передовой казалось обычным, здесь, на родной Володькиной улице, всего в одном квартале от его дома, представилось ему неправдоподобным.

Дальше прошел он мимо старинного особняка, в котором до войны была психбольница, с примыкающим к нему садиком. В этот садик забирались они с Юлькой через дырку в заборе. Вечерами был он пуст, темен, и они могли без опаски, пристроившись на одной из скамеек, целоваться… Сейчас забора не было, и садик со срубленными, наверно на дрова, деревьями был доступен взору, и эта открытость сняла былую таинственность с его дорожек, деревьев, скамеек, которых, кстати, тоже уже не было.

В поликлинике Володьку пропустили без очереди. Хирург, обработав и перевязав рану, сказал:

– Вы должны оформить отпуск, иначе я не имею права принимать вас больше.

Потом, глядя на Володьку тоскливыми глазами, он спросил, как дела на фронте. Володька пробурчал в ответ нечто невнятное.

– От моего сына уже месяц нет писем…

Врач вопросительно поглядел на него, и Володька поспешил его успокоить: месяц – это не страшно, сейчас еще распутица и перебои с почтой вполне закономерны…

Валяясь дома на диване, Володька думал: для чего все-таки Сергей повел в "коктейль"? Должен же он был предполагать, какие чувства вызовет у Володьки этот кабак… А Сергей ничего не делает просто так.

– Мама, – спросил он мать, – что ты думаешь о Сергее? Сегодня о нем?

– Сережа для меня многое сделал, я говорила тебе… Не забывал он и тебя эти годы. Он порядочный человек, Володя…

Он усмехнулся… Для его матери мир делился на порядочных и непорядочных.

Мать продолжила:

– Он пошел добровольно на финскую, он женился на Любе. Не знаю, Володя, кроме хорошего, я ничего не могу сказать про Сережу. Да разве ты сам не знаешь его?

– Теперешнего не знаю. В нем появилось что-то…

– Это тебе кажется… Сейчас тебе все видится не таким. Я понимаю, но это пройдет…

Но это не проходило… Все Володьке казалось каким-то не таким. Оформив отпуск – сорок пять дней с обязательным амбулаторным лечением, – он получил в домоуправлении продовольственные карточки, и, когда показал их матери, та несказанно обрадовалась:

– Ты получишь продукты за весь месяц! Понимаешь, они не вырезали талоны за прошлые дни… В общем, держи сумки и отправляйся в магазин.

Инвалидный магазин находился у Сретенских ворот, и Володька затопал по знакомой с детства Сретенке, довольно многолюдной, и вглядывался в прохожих в надежде, а вдруг встретит кого-нибудь из школьных ребят или хотя бы девчонок. Из девчонок ему хотелось бы увидеть Майю, в которую с восьмого класса сразу влюбились все ребята, – она пополнела, у нее стала умопомрачительная походка, ее бедра почти взрослой женщины колыхались так, что мальчишки столбенели и как загипнотизированные не могли оторвать от нее глаз, когда величаво, чувствуя свою силу и прелесть, Майя проходила мимо. Снилась она и Володьке на Дальнем Востоке – часто и сладко-мучительно.

Проходя около "Урана", подивился он на рекламы и на то, что крутят тут фильмы, несмотря на войну. Повернув голову налево, увидел очередь в пивной бар, находящийся в переулке, и сразу сметало губы сухостью и страсть как захотелось выпить пивка, но он прошел мимо.

– Садись, садись. Мы сейчас тебя мигом отоварим за весь месяц сразу. Чего тебе, раненному, ходить несколько раз? Верно? – говорил Володьке директор магазина, мужчина лет тридцати, с розовой физиономией и мутноватыми глазками, в кабинет которого он вошел, чтоб прикрепить карточки.