Вячеслав Кондратьев - Отпуск по ранению

– Присаживайся, – пригласил парень.

– Спасибочко…

Перед дракой Володька всегда был спокоен и даже весел, и сейчас шальной блеск в его глазах потух, а большой лягушачий рот кривился в вполне добродушной улыбке. Тоня, видно, совсем успокоилась и глядела на него с некоторым любопытством, ожидая рассказа о его фронтовых товарищах, прозвавших его так чуднó, но вроде бы ласково. Но Володька молчал. Он еще не знал, с чего начать.

– Мой брат на Калининском… И очень давно нет писем, – сказала Тоня.

– Я тоже оттуда… Распутица… Значит, брат на Калининском, а вы… тут. Интересно…

– А почему бы нам здесь не быть? – с некоторым вызовом спросила Тоня.

– Я не про вас, а вот про него.

– У Игоря отсрочка, он перешел на четвертый курс.

– Уже на четвертый? Ох, как времечко-то летит… Не вспомнил, где мы встречались?

– Пока нет, – ответил Игорь, пожав плечами.

– Напомню… Тридцать восьмой год. Архитектурный институт. Экзамены… И оба не проходим по конкурсу. У тебя даже, по-моему, на два балла меньше было.

– Да, да, верно… Ох уж эти экзамены… – заулыбался тот, не заметив пока в голосе Володьки странных ноток.

– Но ты все же поступил? – Володька поднял глаза и уже не сводил их с Игоря.

– Да, понимаешь, был некоторый отсев – и… мне удалось…

– С помощью папаши?

– Нет, я ж говорю… отсев… Освободилось место.

– А на следующий год вы поступили? – живо спросила Тоня, видно желая переменить разговор.

– Поступил… Но через пятнадцать дней… "ворошиловский призыв". Помните, наверно?

– Да, – кивнула Тоня.

– Так-то, Игорек, – начал Володька вроде спокойно. – Выходит, мое место ты занимаешь в институте.

– Ну почему? Просто мне повезло, – сказал Игорь, уже с некоторой опаской поглядывая на Володьку.

– Просто повезло, просто отсев? Здорово получается… А я сегодня девчонку в армию проводил… Маленькую такую, хрупкую. Связисткой будет… Добровольно пошла, между прочим. А ты знаешь, сколько катушка с проводами весит? И как таскать она ее будет? Да под огнем, под пулями? – Володькины глаза сузились, губы подрагивали. – Нет, вы здесь ни хрена не хотите знать, вы тут… с соломинками. Вам плевать, что всего в двухстах километрах ротные глотку рвут, люди помирают… Эх, тебя бы туда на недельку!.. – потянул Володька руку к лицу Игоря.

– Знаешь что, иди-ка ты за свой столик. Посидел, и хватит, – приподнялся Игорь и отвел Володькину руку.

– Погоди, погоди… Не торопись, – растягивая слова, произнес Володька, а потом, резко встав, ударил Игоря по щеке. – Это тебе за институт, а это за то, что в тылу укрываешься, падло. – И второй раз тяжелая Володькина рука выдала пощечину.

Игорь замахнулся, но Тоня встала между ними:

– Не отвечай! Ты можешь задеть ему рану. Он сумасшедший! Разве не видишь!

Несколько мужчин, сорвавшись из-за столиков, подбежали к ним. Кто-то схватил Володьку за руку, кто-то за плечо.

– Нельзя так, товарищ военный, – сказал один из них.

– Успокойтесь, успокойтесь, – уговаривал другой.

Но Володька завопил:

– Руки! Прочь руки! – и стал вырываться. – Ах, гады, рану…

Володька разбросал державших его людей, отскочил к стене, резко бросил руку в задний карман. Секунда – и ствол "вальтера" черным зловещим зрачком уставился на окружавших его людей.

– А ну, по своим местам! Живо!

И люди стали медленно отступать к своим столикам – зрачок пистолета и сумасшедшие, выпученные Володькины глаза были достаточно выразительны, чтобы сомневаться, – этот свихнувшийся окопник и верно начнет палить… Когда все отошли к своим столикам, Володька скомандовал:

– А теперь слушать мою команду! Встать! Всем встать! И две минуты – ни звука! Помянете, гады, мою битую-перебитую роту! И ты встань, Сергей. Гляди на часы. Ровно две минуты! Там все поля в наших, а вы тут… с соломинками…

И люди поднялись. Кто неохотно, с кривыми усмешечками, кто быстро. Молодые ребята, призываться которым, глядели на Володьку с восхищением: "Во дает фронтовик!.." Кто-то сказал, что они бы и так помянули его роту, зачем пистолет?… Один начальственного вида мужчина поднялся с ворчанием:

– Безобразие, распустились там…

– Не тявкать! Влеплю! – резанул Володька, направив пистолет в его сторону, и тот поневоле вздрогнул, а Володька, кривясь в непонятной улыбочке, водил пистолетом по залу – затвор не был взведен, но никто этого не заметил…

Сергей смотрел на часы – ему, видимо, все это казалось забавным. Тоня стояла почти рядом с Володькой и глядела на него в упор без всякого страха, только тяжело дышала…