Игорь Афонский - Грозовой перевал

Изрядно потрёпанный временем светлого цвета грузовой автомобиль марки «КрАЗ» медленно тащился по горной дороге в сторону афганско– советской границы. Всюду борта машины украшали номера и надписи, они были выведены неровно вырезанным трафаретом, свежей бежевой краской. В кузове автомобиля с надписью «Люди» находилось будущее Демократической Республики Афганистан, её подрастающая элита. Молодёжь, которой дадут возможность строить новое будущее своей страны. По плану коммунистической «верхушки» они получат многоплановое, всестороннее образование. А куда поведут они за собой свои народы? Это покажет будущее. Машин было несколько, но по неизвестным причинам другие в этой дороге задержались. Теперь этот грузовик усердно двигался за пыльным «БМП-1», «боевой машиной пехоты». Экипаж этой машины, состоящий из трёх человек и механика– водителя. Они был увешаны своими лёгкими бронежилетами, и все располагались поверх брони, кроме водителя. Опасались зарытых в землю «фугасов».

Обычно афганцы скрывались от беспощадного ветра и яркого солнца за грязным тентом своей грузовой машины. В данный момент где-то гремел гром, надвигалась гроза, поэтому пассажиры только изредка выглядывали наружу, чтобы тупо посмотреть на уходящую вдаль пока пыльную ленту дороги. Один шаг, и можно было остаться на родине, оттянуть неизвестное будущее. Стоит только спрыгнуть в кювет, остальные в сонной дремоте не сразу заметят потерю пассажира. С края сидящий подросток завороженно цеплялся своей памятью за каждый образ своей страны.

«На что он надеялся? Вернуться на родину, чтобы мстить, чтобы наказать убийц своих родителей. А если у него ничего не выйдет? Если его сейчас опознают? Если его просто убьют, раньше, чем он успеет что– то сделать в своей жизни? Нет, он вырастет, он найдёт способ быть сильным и богатым, чтобы все его враги получили по заслугам!»

Подросток поднял голову, там, далеко в горах живёт его клан, люди, которым он принадлежит, которым он нужен. Они не предадут память об его отце, и он вернётся!

Машина редко останавливалась на перестой, она могла везти их вечно, и только редкие простои в «пробке» тянулись бесконечно. Водитель, словно на «автомате», точно робот, исполняет свои обязанности. Вероятно, что он в салоне не один может сесть за «баранку» автомобиля. Вероятно, что сопровождающий его прапорщик Алексей может сменить его в любой момент, но об этом мало кто догадывается. Для сидящих в кузове старый прапорщик – это олицетворение Советской власти, человек от которого многое зависит, например, будут ли их кормить сегодня поздно ночью, получат ли они разрешение набрать воды в придорожном колодце или его опять посчитают отравленным. Предыдущий колодец чем-то не понравился советскому военному человеку, и он запретил брать и пить воду оттуда. Её использовали, но как техническую, для заправки радиаторов и стирки. Пить такую воду, и мыть ею котелки было строго запрещено!

А тот, кто ослушался или не понял приказа, был жестоко наказан: Барак, переросток-дылда из командировочной команды невольно потянулся губами к ведру, получил тяжёлую затрещину. Он лязгнул зубами о край ведра и ошарашенно оглянулся. Короткий, но красноречивый жест «пальцем по шее» и «Санта Мария!» – всё это выглядело более чем достаточно! Прапорщику нет и сорока лет, но для этих подростков он кажется очень старым. Они разделены не только возрастным барьером, но и языком. Прапорщик недавно вернулся из ГДР, где провёл неполных два года.

Он свободно говорит на немецком языке (!) и, конечно, на русском, они – на всех диалектах своей маленькой страны и большого арабского мира. Но, интересное дело, что бы он ни произнёс, его всегда понимают, на уровне интонации, что ли? Это происходило так. Всю нужную информацию он выкладывал в виде устного приказа, потом добавлял от себя пару сердечных словосочетаний, которыми так богат наш русский язык, а когда ловил блеск в глазах своих подчинённых, то напоследок ещё произносил: «Вольно!», «Разойдись!». Немецкая речь звучала, но весьма редко. Это был первый «воин-интернационалист», с которым молодые афганцы познакомились очень близко.

Когда к нему обращались подопечные с каким-нибудь своим вопросом, а он его не понимал, то никогда не впадал в ступор, а реагировал на бытовом уровне, и всегда был прав. Вероятно что общая языковая группа была всё-таки для него доступной, и он мог понимать многое, но только никогда не разговаривал с ними ни на узбекском языке, ни на распространённом в стране пуштунском диалекте, наречии. Если бы молодые афганцы немного знали о советском кинематографе, то могли бы сравнить своего прапорщика со знаменитым товарищем Суховым, но всё это для них было таким чужим и далёким. А на тот момент они могли видеть всегда хорошо выбритое лицо и соломенные, выгорелые усы с привычной усмешкой – потом улыбка и вот ответ на все запросы. Малорослый паренёк, сидевший всегда с краю борта, сразу приглянулся советскому прапорщику. И он всячески пытался подбодрить его, помочь ему. Но тот как бы не замечал таких знаков внимания. Создавалось впечатление, что парень просто ненавидит всех остальных. Презирает их. Даже шинель не взял, когда ему её протянули. А потребовалось ли?