Юрий Авдеенко - Линия фронта

Быстрее побежал Иноземцев. Впрочем, ему это лишь казалось. Он действительно прилагал больше усилий, пытаясь уйти от гнавшихся по пятам фашистов, но гора, на которую он стремился, выгибалась на склоне. И преследователи его еще бежали по относительно ровному участку, в то время как Иван уже лез в гору. Расстояние между ними катастрофически сокращалось.

Самым мучительным и непонятным становилось молчание наших огневых точек. И хотя Иноземцев торопился и ему было не до размышлений, он все же предположил, что взвод охраны штаба не ожидает противника с тыла, не подозревает об опасности.

И тогда он решил закричать. Первое слово, что пришло ему в голову — все по той же гражданской привычке, — было слово «караул!». Он мог выкрикнуть его и мог еще добавить «ратуйте!». Но вдруг споткнулся о труп немца, застрявший в кустах. Труп был при полной форме. При каске и ранце. Две гранаты с желтыми деревянными ручками торчали из сумки. И автомат был целехонек, только немец придавил его телом. И короткий тупорылый ствол выглядывал между бедром и локтем.

Кусты скрыли лежащего на земле Ивана. Он вынул из сумки гранаты. И, не выглядывая из-за кустов, так сказать, неприцельно, бросил одну за другой. Ухнули взрывы. Вот теперь Иноземцев приподнялся. Он снова увидел тех трех немцев. Они не были убиты, но и не бежали, а стояли неподвижно: возможно, дожидаясь команды. Один из них держался руками за лицо, и кровь сочилась у него между ладонями.

Иван опять приник к земле. Решил снять с убитого автомат, но сделать это оказалось непросто. Нужно было перевернуть труп, а он застрял в кустах. Иноземцев же дорожил каждой секундой.

Он догадался разомкнуть застежку ремня и таким образом высвободил оружие. Но в автоматном рожке не было ни одного патрона.

Оставив машину у дороги, адмирал Жуков и офицер для поручений из штаба 18-й армии еще четверть часа, если не больше, добирались до КП полка майора Журавлева.

Передовая пролегала близко, за склоном приземистой горы, на которой уцелело совсем мало деревьев, а те, что уцелели, тянулись к небу обгорелые и тонкие, как свечи. Нечастые взрывы снарядов сотрясали воздух жестоко, надрывно. Стон звенел между стволами, точно между струнами. И слышать его было неприятно.

Майор Журавлев кратко доложил адмиралу боевую обстановку.

Адмирал и сам все знал не хуже Журавлева, потому и сказал:

— Трудно.

— Не привыкать, товарищ адмирал. Им тоже не очень сладко. Вот-вот пупок надорвут.

Самый обыкновенный разговор. На всех позициях командиры полков говорили то же самое. Может быть, лишь с большим или меньшим зарядом бодрости. И Жуков понимал, что бодрость — это, конечно, могучая сила. И ему нравилась уверенность в голосе Журавлева. Но он понимал и другое: ни о каком серьезном успехе нечего и думать до тех пор, пока будет превосходство противника в людях и технике. Адмиралу было хорошо от сознания того, что сегодня он приехал не с пустыми руками, что он располагает силами и средствами, которых не имел еще сутки назад.

— Хорошо, сынок, — сказал он Журавлеву. — Я доволен тобой. Я тебе помогу… Мне подбросили восемьдесят первый гаубичный артиллерийский полк резерва Главного Командования. И я думаю придавить им дорогу Индюк — Туапсе и перевал в районе Семашхо. Мы сейчас поколдуем над картой. И наметим огневые позиции…

Да. Не часто, ох как не часто командирам пехотных полков приходилось выслушивать такие сообщения. С посветлевшим лицом майор Журавлев пригласил адмирала Жукова пройти в блиндаж, как вдруг, словно из-под земли, перед ними выросла взволнованная радистка Галя и, нарушая правила субординации, обратилась к Журавлеву, не спросив разрешения старшего начальника:

— Товарищ майор! Там Иноземцев… за ним немцы гонятся.

Журавлев побледнел от негодования:

— Рядовая Приходько, кругом марш!

Но Галя даже не пошевелилась. Она смотрела на Журавлева так, точно не понимала языка, на котором он разговаривал.

— Немцы там… В тылу, — наконец пояснила она.

Журавлев повысил голос:

— Я сказал…

— Не горячись, сынок, — вмешался Жуков. — Немцы в тылу полка — это что-то новое в боевой обстановке.

— Виноват, товарищ адмирал. Сейчас разберусь…

Пулеметы заслонили его. Но Иноземцев не сразу догадался, что стреляют наши. Вначале он, грешным делом, подумал, что немцы шмалят по нему, по Ивану, в отместку за те две гранаты, которыми он только и сумел попортить физиономию какому-то фрицу. Но уже через минуту понял: свои, родные!