Юрий Авдеенко - Этот маленький город

— Магарыч будет. Бутылка водки.

Может, она поспешила. Может, и нет. Только Красинин сказал:

— По рукам. Согласен.

— Дедушка, дранка у нас в доме лежит… Без присмотра. Не ровен час… Люди разные.

— Не беспокойтесь. Коли договорились, присмотрю.

— А стакан подсолнечного масла сейчас получить нельзя? — спросила сноха, пугливо взглянув на Красинина.

— Можно, — помявшись, ответила Нюра.

Сноха накинула шаль и пошла вслед за Степаном и Нюрой.

На улице по-прежнему было темно. Но звезды светили ярко. И ветер был вскормлен весной. Травой, почками. И кузнечики трещали далеко и близко. Высоко — на горе и внизу — у моря. Мир от этого треска, от этих запахов казался особенно большим, таинственным, необъятным.

Старик Красинин никогда Степке не нравился. Не мог мальчишка испытывать теплого чувства к скупому человеку, который недолюбливал его и запрещал дружить с ним своему внуку, Степке не нравился взгляд Красинина, его улыбка, манера разговаривать — поучительная, с ехидцей. Однако нужно быть справедливым: Красинин оказался человеком слова и дела.

Уже на другой день, засучив рукава, он старательно обтесывал бревна, предназначенные для стропил. Его остро отточенный топор то взлетал, то опускался, описывал полукруг, яркий, как вспышка. Свежие щепки пахли рубленым деревом. И от этого запаха, солнца, стука немного кружилась голова и хотелось бегать и размахивать руками.

На радостях Степан провел Витьку в подвал. Показал ему прикрытый тряпками ящик со своими сокровищами: гранатой, патронами, ракетницей.

Ракетница потрясла Витьку: ей-ей! У него даже слюнки потекли. Он таращил глаза и не решался протянуть к ракетнице руку.

— Нравится? — спросил Степан.

Витька не в силах был произнести «да». Он только смотрел на Степана с тоскливой завистью. И шумно сопел.

— Что молчишь?

— С фронта привез?

— На фронте у меня настоящий пистолет был. Немецкий, марки «вальтер».

— Отобрали? — спросил Витька.

— Отобрали.

Степан вздохнул. Витька тоже вздохнул по-стариковски. И внезапно сказал:

— Подари мне свою ракетницу.

— Бери! Черт с тобой! — расщедрился Стенай.

Все-таки приятно принести человеку радость. В этом что-то от хорошего эгоизма: смотри я какой, для друга ничего не жалко!

Витька выбежал из подвала ошалелый.

— Пиф-паф! Пиф-паф!

Степан не успел еще и закрыть дверь, как Витька уже очутился за калиткой.

По улице, из города, шел Васька Соломко.

Витька крикнул:

— Застрелю!

Васька усмехнулся:

— Хорошая штука. Давай сменяемся?

— На что? — спросил Витька.

— На киноленту. «Боксеры» называется.

— Хи-трень-кий, — тонким голосом передразнил Витька Василия.

Но Соломко не обиделся. Сняв кепку, он вытер рукавом пот со лба и сел на землю, вытянув ноги. Степан тоже сел. Земля была теплая, и трава росла величиной с палец.

— Как житье-бытье, Степан? — спросил Васька.

— Дом ремонтируем, крышу ставим…

— Правильно, — нараспев ответил Васька. — Пра-а-вильно. Теперь можно… Теперь бомбить нас не станут. Теперь немецкие мальчики по ночам будут прятаться в убежище. И звать: «Ма-а-ма!»

— Война скоро кончится, Вася? — осторожно спросил Степан.

— Кончится война, кончится… Когда день длиннее станет и два раза трава сменится…

Глаза у Васьки потускнели, он вцепился пальцами в землю. И говорил, с трудом раскрывая рот, словно рот у него был деревянным.

— А потом… Уже без меня… Без меня… Е-е-еще битва будет. И спасутся те, кто станет лягушек есть.

На губах у Васьки появилась пена. Он опрокинулся на спину. И начал биться в припадке.

Ребята видели это не в первый раз, но все равно смотреть на Василия было тяжко…

— Что с парнем? — услышал Степан за спиной.

Шинель на шофере Жоре висела внакидку, в правой — здоровой — руке он держал тощий вещевой мешок.

— Припадошный он, — равнодушно ответил Витька.

— Жаль мальца, — вздохнул Жора.

— Как рука? Вылечили? — спросил Степан.

— Так точно.

— Опять на фронт?

— Нет. Подчистую. Инвалид третьей группы.

Он сбросил шинель. И Степан увидел, что левая рука его висит безвольно, точно галстук.

— За баранку нельзя?

— Да. Велели менять профессию.

— Это плохо.

— Чего же хорошего!

Приступ у Васьки закончился. И теперь он лежал неподвижно и дышал спокойно, точно спал.

— Минуту назад он предсказал, что после этой войны еще другая будет… Более страшная.

Жора устало пожал плечами.