Георгий Березко - Знамя на холме (Командир дивизии)

— Ничего не пойму, — сказал начальник штаба. — Часа в три ночи Белозуб связался со мной и донес, что находится под непрерывным огнем, несет потери. Потом канонада прекратилась. Больше я ничего не имел.

Богданов заговорил не сразу. Как и многие молодые офицеры, он очень внимательно следил за впечатлением, которое производил на окружающих. Выйдя из академии только три года назад, он в начале войны командовал полком и лишь недавно получил дивизию. Ему не исполнилось еще тридцати лет, но даже в трудные минуты, когда тревожные, часто противоречивые известия приходят отовсюду, комдиву надлежало сохранять спокойствие, способность критической оценки и волю к достижению цели.

— С Белозубом связаться немедленно! — негромко приказал полковник.

— Выслал уже второго офицера, — ответил начальник штаба.

— Думаю, генерал-майор волнуется напрасно… Белозуб не уйдет с рубежа, — сказал Богданов, хотя и сам был теперь озабочен положением на своем правом фланге.

— Полагаю, что так, — неопределенно ответил Веснин.

Богданов продиктовал ответ командиру соседней дивизии, и начальник штаба вышел с пакетом в — первую комнату. В раскрытую дверь полковник увидел у печки бойца в заснеженной, мерцающей шинели. Обожженное морозом девичье лицо его было темным, как земля; белый лед висел на шапке, на бровях, на ресницах.

— Командир дивизии тут? — спросила Шура Беляева скрипучим, как будто замороженным голосом.

— Все тут, — ответил кто-то.

— Идите сюда! — крикнул Богданов.

Шура оглянулась на голос, торопливо похлопала себя по груди, стряхивая снег, посмотрела по сторонам, как бы ища поддержки, и неожиданно шумно вздохнула. Потом, вскинув голову, вошла в дверь, стуча ледяными валенками.

— Товарищ полковник, — с трудом проговорила Щура, — ефрейтор Беляева от командира второго батальона… капитана Подласкина.

Она замолчала, вытянувшись и устремив на комдива остановившиеся глаза.

— Ну, наконец! — почти крикнул Богданов. — Говорите, — сдерживаясь, сказал он.

— Приказано передать на словах, — сказала Шура все тем же скрипучим голосом. От волнения большие круглые глаза ее начали немного косить. Она откашлялась, вобрала в легкие воздух и отрапортовала: — «Окружены превосходящими силами в лесу на высоте «181». Данные разведки оказались ошибочными. Противник атакует беспрерывно. Боезапас подходит к концу. Делаю последнюю попытку установить с вами связь. Смерть немецким захватчикам! Капитан Подласкин».

Беляева затвердила донесение наизусть и, не пропустив ни слова, почувствовала некоторое облегчение.

— Садись, ефрейтор, — сказал комдив.

Лицо девушки омрачилось и потемнело еще больше.

— Садись, садись, — сказал комдив.

Беляева нерешительно опустилась на край табурета и сидела, прямая, с поднятой, как в строю, головой. Лед на ее бровях таял, и дрожащие капли скатывались по бронзовым щекам. Натруженные, солдатские руки лежали на коленях.

— Рассказывай… Как вы там живете? — спросил комдив.

Беляева не сразу поняла вопрос, ибо то, что происходило на высоте «181», непривычно было называть жизнью. На секунду в памяти Шуры возник заваленный метелями лес — непроходимая путаница веток, звенящих стволов и снега Она увидела людей, ползавших на небольшом пространстве, простреливавшемся из конца в конец, и раненых, коченевших в ледяных укрытиях. По ночам над блокированными ротами повисали осветительные ракеты, и бой в промерзшем лесу не прекращался третьи сутки. Но рассказать об этом комдиву Беляева не могла, как ни хорошо она все видела.

— Отбиваемся, товарищ полковник, — проскрипела Шура.

— Держитесь? — сказал комдив.

— Ага…

Девушка испытывала величайшее стеснение и не могла осилить его, хотя очень хотела, чтобы комдив узнал всю правду.

— Крепко жмет немец? — спросил Богданов.

Шура опять помедлила с ответом, словно ей самой было неизвестно, крепко ли нажимают враги. Она ясно представила себе пробирающиеся в сугробах темные фигурки. Их встречал редкий прицельный огонь, и в заметенных оврагах бойцы штыками закалывали баварцев. Осыпались потревоженные лапы елей, и снег бесшумно покрывал убитых. Атаки следовали одна за другой, перемежаясь огневыми налетами.

— Наседает немец? — повторил Богданов.

— Ох, и жмет! — выпалила Шура и, ужаснувшись своей смелости, замолчала.

— А вы его по зубам, — сказал комдив, слабо улыбнувшись.

— Ну да…

— Иначе нам нельзя, — заметил Богданов.