Сергей Михеенков - В бой идут одни штрафники

— Товарищ лейтенант, когда за ранеными приедут?

— Приедут. Приедут, сержант. Не волнуйся. Ты уже отвоевал. — И Воронцов кивнул на повязку.

— Да я не за себя. Я потерплю. Мне кость не задело. Только вот кровь что-то не останавливается. Я за Скобаря беспокоюсь. «Животник» он. Его поскорее надо в госпиталь.

Воронцов знал, что раненых в живот спасти можно в течение шести часов. Позже нет. Он закинул за спину автомат, огляделся. На опушке копошились раненые. Человек двадцать. Все, что осталось от роты. Позади его окопа, шагах в пяти, вода заливала довольно большую воронку. Так вот почему его пошатывало и тряслись колени. Бомбу на их позицию кинул «лаптежник». Не меньше сотки, определил Воронцов, окидывая взглядом очертания воронки.

— Численко, остаешься за меня. Вот, с сержантом. Я пойду искать транспорт.

— Побыстрее, лейтенант. Побыстрее. Сам видишь, что тут… — Лицо Численко, бледное, перекошенное болезненной гримасой, тряслось. Он почему-то сидел на корточках и смотрел, как вода заполняет воронку.

— Постараюсь. И проследи, чтобы раненым в живот не давали воды. И чтобы они из луж не напились.

Он знал, что санитарные машины и конные повозки ППГ [12] ППГ — передвижной полевой госпиталь. сразу после боя прибывают на передовую, чтобы забрать тяжелораненых. Но никаких машин и повозок пока не было. Казалось, что о штрафной роте забыли сразу, как только закончился бой.

Воронцов вышел на дорогу. Ливень немного утих. В колеях стояла вода. Вначале он думал, что начало развиднять, что тучи разошлись и, как это часто случается после ливня, в небесный пролом на землю стало просачиваться солнце, озаряя все вокруг особым, малиново-желтым светом. Но, подняв голову и обнаружив, что небо по-прежнему, от горизонта до горизонта, затянуто плотной пеленой низких облаков, понял, что вода в дорожных и лесных канавах подкрашена не солнцем. Кругом лежали тела убитых. Их еще не собрали. Только оттащили от дороги, чтобы не мешали проезду, не пугали коней.

— А ну стой! — Воронцов схватил под уздцы серую понурую кобылу. — Поворачивай сюда!

Возница, закутанный в плащ-палатку, забранился, соскочил с повозки:

— Куд-да! Ты кто такой, чтобы тут командовать!

— У меня тяжелораненые. Следуйте за мной.

— А у меня — приказ!

— Приказ? — Воронцов остановился и посмотрел на возницу таким взглядом, что тот осекся и отступил в дорожную канаву, залитую водой. — У нас тоже был приказ. Мы его выполнили. Теперь вы выполните свой. Доставьте моих людей в ближайшую санчасть. Им нужна срочная помощь.

Подбежала женщина. На ней тоже была плащ-палатка, и Воронцов не мог видеть ее погон. Но, судя по голосу и интонации, спокойной и уверенной, звание она имела не ниже капитана. И на вид лет тридцать, не меньше.

— В чем дело, товарищ лейтенант? Мы из гвардейского ППГ. Срочно эвакуируем…

— А мы что, не люди?

Госпитальное начальство, конечно же, знало, что рядом с гвардейцами атаковала отдельная штрафная рота. Чужих в госпитали всегда брали неохотно. Тем более сейчас, когда раненые поступали и поступали и конца этому потоку не было видно.

— Товарищ военврач, у меня трое тяжелых. Один ранен в живот. Прошло уже около часа. Я вас прошу…

Женщина посмотрела на него, и глаза ее вздрогнули.

— Вы контужены?

— Возможно.

— У вас сужены зрачки.

Воронцов махнул рукой и дернул лошадь за уздечку, выводя повозку с дороги.

— Поезжай, Тихонов! Поезжай! — крикнула военврач вознице, который все еще растерянно стоял посреди дороги. — А вам, лейтенант, я тоже настоятельно рекомендую обратиться к врачу!

Воронцов вдруг почувствовал благодарность к этой властной женщине. Но сил, чтобы обернуться к ней, он не нашел.

Они проехали полянку. Вскоре Воронцов вывел повозку на опушку. Раненые тут же увидели его, обрадовались, замахали руками. Нет, не забыли о них, устоявших здесь, на лесной опушке.

— В первую очередь грузите раненых в живот, — распорядился он. — Потом тех, кто не может передвигаться самостоятельно. — И, увидев сержанта, спросил: — Нелюбин не вернулся?

— Нет, — ответил Численко, придерживая рукой перекошенное лицо.

— Что с тобой?

— Сам не знаю.

Дождь становился все тише и тише. Юго-западную оконечность всполья окаймляла сизая вызревшая туча. Из нее часто били молнии. Они вспыхивали, как бронебойные трассы, затем ломались, ветвились. И только потом слышался удар и следом за ним рокочущий глубинный раскат. Нет, думал Воронцов, выстрел «фердинанда» все же пострашнее.