Илья Маркин - Люди грозных лет

Бочаров постоял у переправы и по обрыву правого берега решил, сколько можно проехать вниз. Еще не скрылась из виду переправа конного транспорта, как дорогу преградило сбившееся в лощине огромное стадо коров, овец, коз. Подгоняемые женщинами и стариками, животные, словно понимая опасность, тесно жались друг к другу, шумливым потоком медленно ползли к реке. Там внизу, на воде, Бочаров рассмотрел два больших парома, которые медленно ползли через Дон. На паромах, со всех сторон сжатые канатами, так же как и в горловине, теснились коровы. В стороне от паромов, ниже и выше их по течению, сновали рыбачьи лодки. И в них виднелись телята, овцы, козы.

С большим трудом по рытвинам, по картофельному полю машина обогнула тысячеголовое стадо и вновь выехала на высокий берег реки. Отсюда, уже не заглушаемая ревом коров, была отчетливо слышна недалекая стрельба. Бой шел в разных местах: и там, где оставался генерал, которому Бочаров направил гаубичный дивизион, и там, откуда подходили все новые и новые партии скота, и там, внизу, куда уплывал Дон и где должен быть город Коротояк. Особенно сильно гремела канонада внизу у Дона. Туда и решил поехать Бочаров.

У въезда в большое село, уходящее перепутанными улицами к Дону, машину остановил низенький капитан в непомерно длинной гимнастерке с эмблемами сапера на петлицах.

— Товарищ полковник, — оскаля белые зубы на черном лице, заговорил он, — дальше проезда нет. Все заминировано.

— Разве наших войск нет в селе? — встревоженно спросил Бочаров.

— Нет и не было. Одни мои саперы.

— Да, но мне нужно проехать в Коротояк.

— Туда вы никак не проедете, весь берег занят немцами. Тут, товарищ полковник, такая кутерьма, что и не разберешься. Нашу дивизию немцы прижали к самому Дону. Да и дивизия-то один только номер. Всех тыловиков комдив в бой бросил. Наш саперный батальон обороняет вот это село. Да какое там обороняет! Южную окраину держим. Мин понаставили, вот и не могут прорваться немцы.

Бочаров стоял рядом с капитаном и смотрел на багровое, валившееся к земле солнце. Его косые лучи кровянили мелькавшие из-за бугров воды Дона, и река казалась огненным потоком, уплывавшим с севера на юг. Тяжкий гул канонады лениво полз над пустынными полями и, отхлестнутый голыми кручами, катился назад, сталкиваясь с новым наплывом угрожающе диких и странных в этой привольной степи звуков. Бочаров стиснул зубы, закрыл глаза, стремясь отогнать щемящие сердце мысли.

Две недели странствий по управлениям и отделам кадров, по взбаламученным, как река в половодье, железным и прифронтовым шоссейным дорогам измучили и обессилили Ирину. Получив, наконец, последние наставления начсандива, на многострадальном, с выбитыми стеклами, дребезжащем автобусе тронулась она в последний путь к месту своего назначения. Но и этому с такими огромными и яркими красными крестами автобусу не удалось прибыть в стрелковый полк. Над пустынной дорогой, извивом рассекавшей ровное поле, молниеносными тенями скользнули два «мессершмитта», все давя своим ревом, развернулись на снижение, и не успела Ирина выпрыгнуть из кабины, как что-то затрещало, засвистело и перед ее глазами вспыхнуло волнистое пламя. Прыгнув в какую-то яму, Ирина прижалась к земле. С воем и ревом «мессершмитты» зашли на второй круг, и по дороге застучали частые тупые удары. Когда Ирина подняла голову, санитарная машина была охвачена пламенем, в густом дыму все еще ярко алел огромный красный крест на склоненной набок крыше кузова.

— Товарищ военврач, ничего вас? — подбегая к Ирине, тревожно спросил шофер.

— А вы?

— Да я — то цел, а вот машину спалили, гады. И на чем возить будем, а раненых — ужас сколько… Вещички-то свои не успели вытащить? — словно чувствуя какую-то вину за собой, тихо спросил шофер.

— Ах, что там вещи! — с болью проговорила Ирина, и пожилой шофер, столько перевидавший за время войны горя, крови и мук, вздрогнул от ее тоненького, ломкого голоса.

— Я провожу вас, товарищ военврач, — заговорил он, смущенно отводя взгляд от ее бледного лица.

— Нет, нет! Я дойду. Вы нужны в медсанбате.

Она сильно тряхнула огромную руку шофера и стремительно пошла по дороге. Шофер долго смотрел ей вслед, взглянул последний раз на остатки машины, с ожесточением выругался и вразвалку, как моряк, только что сошедший с корабля, пошел обратно.

Вслушиваясь в звуки приближавшегося боя, Ирина почти бежала, не замечая ни горячей, по щиколотку устилавшей дорогу пыли, ни мягкого приволья словно уснувших под солнцем бескрайных полей. Со слов начсандива она знала, что в полку, куда ее назначили, остались всего-навсего один фельдшер и два санитара, а раненые прибывали целыми партиями и их перевязывают все, кто хоть как-нибудь умеет наложить повязку.