Илья Маркин - Люди грозных лет

Лежавший на столе раненый, видимо, расслышал ее последние слова и, облизнув черные губы, попросил:

— Не надо перевязывать, доктор, так доеду.

— Нет, нет, нельзя. Я быстро, и тогда поедете.

Опять забыв обо всем, Ирина склонилась над раненым, по привычке уговаривая его потерпеть, сделала укол и наложила повязку.

— Приказано немедленно свертываться и уходить, — прошептал вернувшийся Пилипчук, — у нас осталось всего восемь человек и не очень тяжелые. Погрузим их, отъедем и тогда все сделаем.

— Нет, нет, — запротестовала Ирина, — сейчас же всем уколы, открытые раны перевязать. Стрельба-то еще далеко.

Теперь она делала все автоматически, перебегая от одного раненого к другому, уговаривая их потерпеть, и, только уложив последнего раненого в повозку, услышала, что стрельба уже идет на самом краю оврага и над головой тоскливо поют пули.

— Да вы что сидите, — подбегая, закричал кто-то высокий и грозный, — в плен, что ли, хотите? Немедленно уезжать!

Ирина даже не поняла, что это с ней говорили так грубо, села в повозку и прошептала:

— Поехали.

Ездовой с места рванул лошадей вскачь. Повозка, подскакивая на рытвинах, отчаянно металась из стороны в сторону, гремела и бренчала чем-то железным, заглушая на мгновение шум стрельбы. Ирина, с трудом удерживаясь за грядки, больно ударялась о что-то твердое и острое, но боли не чувствовала и только почти беззвучно шептала: «Быстрее, быстрее, еще быстрее!»

Над головой висело еще не успевшее остыть розовато-голубое небо; узенький серпик луны склонился над горизонтом и, казалось, повис так на вечные времена; задернутые дымкой, слившиеся с небом поля темнели, теряя очертания. Ирина откинулась навзничь, оперлась руками о задок повозки и, не мигая, смотрела в небо, где неуловимо таяли розовые отсветы, все плотнее сгущалась темнеющая синева и сначала поодиночке, робко и еле заметно, а затем вдруг сразу партиями, целыми группами, сверкающей россыпью вырастали звезды. И вдруг Ирину охватила тревога за Андрея. Она не получила от него ни одного письма, не знала, где он, но по каким-то самой непонятным причинам чувствовала, что он здесь, на фронте, где-то совсем недалеко. Ей представлялось, что, может быть, сегодня, на каком-нибудь полковом или батальонном медицинском пункте, в овражке, в домике или просто на открытом поле такая же, как она, врач, а может быть, санитар или простой солдат перевязывали раненого, обессилевшего, но такого терпеливого Андрея. А может быть…

И опять, как всегда в последнее время, рядом с Андреем Бочаровым увидела она Сашу Яковлева. Если Андрей был для нее надеждой, будущим, где она видела себя правдивой, честной, какой она всегда старалась быть, то при мысли о Яковлеве пылало от стыда лицо, и тогда она казалась самой себе лживой, нечестной и трусливой. Это особенно остро Ирина чувствовала со времени последней встречи в Москве. Она старалась отогнать мысли о Яковлеве, забыться и не могла. Стоило ей только остаться одной, как в памяти ее всплывало счастливое, радостное лицо Саши и сама она, так беззастенчиво лгавшая и обманывавшая его.

Позади, где оставались наши отступавшие войска, вновь разгорелась затихшая было стрельба, замелькали кроваво-огненные вспышки.

— Опять пошли, — проговорил Пилипчук, — и когда же кончится? Пошевеливай, что ли! Так и к немцу попасть недолго, — сердито сказал он ездовому.

— Рад бы в рай, да грехи не пущают, — проворчал ездовой, — глянь: впереди-то темным-темно от повозок.

«Что, если танки прорвутся?» — с тревогой подумала Ирина, представив весь ужас этих десятков израненных, обессилевших людей.

А обоз тянулся все ленивее и медленнее. Из темноты, то с одной, то с другой стороны вливались в него новые повозки, и скрип множества колес, как тяжкий стон, полз в тревожной, рассекаемой огненными отблесками ночи.

— Аристарх Игнатьевич, узнать надо, куда же мы едем, — сказала Ирина, с тревогой осматриваясь по сторонам.

— А где узнать-то? Уж будем ехать, куда другие едут.

Ирина понимала, что фельдшер прав, но не могла спокойно сидеть, спрыгнула с повозки и пошла рядом с ездовым.

— Быстрее проезжайте, быстрее, — послышался впереди тот самый сердитый мужской голос, что кричал на нее в овраге, — из-за вас ничего не видно, и немцев на хвосте притащите.

— Товарищи, — подойдя к пропускавшей обоз группе людей, спросила Ирина, — вы не из Н-ского стрелкового полка?

— А вы кто? — отделяясь от группы, спросил ее высокий широкоплечий мужчина.