Илья Маркин - Люди грозных лет

Проводив Ивана Степановича в командировку, она снова попыталась добиться встречи с Канунниковым. Он грубо и резко ответил ей, что между ними все кончено, что ее муж погубил его и он считает себя жертвой стариковской ревности.

Этот ответ окончательно сразил Лору. Все будущее представлялось ей теперь сплошным кошмаром, беспросветной тьмой, жизнью без цели и надежд.

Без содрогания не могла она подумать о том моменте, когда Иван Степанович узнает все, и особенно когда откроется ее беременность. Трое суток просидела она в пустой квартире, боясь показаться людям. Она пыталась пить. Только вино теперь не пьянило, а усиливало отчаяние и безнадежность. Наступила четвертая кошмарная ночь. С вечера она бесцельно бродила по комнатам, ясно не сознавая, где она и что с ней.

Под утро прилегла на кушетку, пытаясь уснуть, и тут же, подумав, что ждет ее впереди, вскочила, поспешно вырвала из альбома лист бумаги и корявым, почти не своим почерком написала: «Родной Иван Степанович! Я противная, гадкая тварь. Я предала вас и погубила себя. Умоляю одно: простите меня! Того подлеца ненавижу…» Она больше не могла писать, схватила нож и, ничего не видя, не чувствуя, с ножом подскочила к письменному столу Ивана Степановича, потом надавила на замок правого верхнего ящика стола, — замок не поддавался. Порезав руку, она не почувствовала боли и со всей силой еще раз нажала на замок. Что-то хрястнуло, и ящик выдвинулся легко и свободно. Последним, что она видела, была четкая надпись на блестевшем револьвере: «Герою гражданской войны И. С. Корнееву от М. В. Фрунзе».

В это же утро Владимир Канунников, шатаясь и с трудом соображая, где он и что с ним, возвращался домой. Он бормотал что-то, ругался. У своего дома он остановился, закурил папиросу и тяжело поднялся по лестнице.

«Ванну и душ, душ и ванну», — билась единственная мысль. С трудом отыскав ключ, он открыл дверь и сразу же увидел отца. Андрей Петрович был одет, и лицо его поразило Владимира суровой сосредоточенностью.

— Доброе утро, папа! — пролепетал он, избегая сверлящего взгляда отца.

— Вот что, — словно от непосильной боли сморщив лицо, с трудом проговорил отец, — таких, как ты, негодяев, я не хочу видеть в своем доме.

— Андрюша! — с воплем выбежала в переднюю мать и, рыдая, бросилась к мужу. — Зачем так жестоко! Сын же…

— Нет у меня сына! — отстраняя ее руки, страшно спокойным голосом проговорил отец. — Подлеца вырастили, а не человека! Убирайся вон, и чтоб ноги твоей здесь не было!

Он повернулся, хлопнул дверью и без шляпы вышел из квартиры. Хмель мгновенно прошел у Канунникова, и он стоял ошеломленный, не зная, что делать.

— Володя! Что же это, как же ты! — причитала мать, то намереваясь броситься вслед за мужем, то стараясь обнять сына.

— И уйду! — почувствовав вдруг жгучую обиду и уверенность в себе, злобно заговорил Канунников. — Уйду, если я так ненавистен!

— Куда ты уйдешь? Куда? — выкрикивала мать, ловя его руки, но он с силой оттолкнул ее, крикнув: «Оставьте меня!» — и заперся в своей комнате.

Только здесь, сбросив пиджак и сорвав галстук, он понял, что даже и уйти ему некуда. Он с ужасом подумал, что нет у него ни друзей, ни приятелей, где мог бы он встретить если не поддержку, то хотя бы дружеское сочувствие, и страшная пустота одиночества охватила его. Он взял бутылку коньяку, прямо из горлышка отпил несколько глотков, но и любимый коньяк не действовал. Спасительная мысль о самоубийстве мелькнула у него. Он достал пистолет из стола, хладнокровно проверил патроны и задумался. В голове его мгновенно сложилась картина всего, что произойдет, когда на весь дом грянет выстрел, вбегут в комнату мать, отец, соседи, увидят его окровавленное тело на полу, бросятся к нему, но уже поздно — пуля насквозь пробила сердце. Тогда приедут начальник, сослуживцы, знакомые, приедут все те, кто отвернулся от него, и будут смотреть на его красивое, мужественное и после смерти лицо, будут жалеть его, вспоминать, каким он был хорошим, но все будет напрасно. А он, словно карающее мщение, будет безмолвно лежать перед ними гордый и неприступный. От этого представления ему так стало жаль себя, что из глаз потекли слезы. Он сидел, всхлипывая, и увидел смотревший прямо на него черный кружок пистолетного ствола. Руки его задрожали от ужаса. Боясь, как бы пистолет вдруг не выстрелил, он с трудом вынул обойму, забросил ее на шкаф, а пистолет закрыл в ящик и ключ бросил под кровать.