Илья Маркин - Люди грозных лет

И его усилия не пропали даром. Район первым в области закончил весенний сев, больше других посеял сверх плана. Это было отмечено не только в области, но и в центральных газетах. Теперь оставалось провести самое важное и самое ответственное мероприятие — хлебозаготовки. По опыту Листратов знал, что успешное проведение хлебозаготовок может покрыть все прежние неудачи, и, наоборот, все хорошее и положительное будет забыто, если район отстанет с вывозкой хлеба. Поэтому Листратов решил, несмотря ни на что, с первых же дней уборки, не теряя ни одного дня, начать сдачу хлеба государству. И вдруг в первый же день натолкнулся на открытое сопротивление.

— А ты понимаешь, время-то какое? — сдерживая нараставшее раздражение, заговорил Листратов. — Война! Хлеб, хлеб нужен!

— Ну что же будет, ежели мы хлеб повезем не послезавтра, а, скажем, через две недели? — сказал Бочаров. — Что, эти две недели государство не проживет без нашего хлеба?

— Что значит не проживет? И что это за рассуждение вообще? — вскакивая, закричал Листратов.

— Да подожди, Петрович, подожди, — прежним тоном остановил его Николай Платонович, — ты же сам знаешь: для молотьбы нужны люди. Оторвем мы на молотьбу, а кто же косить и вязать будет? Ребятишки да старики? Недаром в пословице говорится: «В рабочую пору день год кормит».

Но Листратов был, как он сам определял такое состояние, взвинчен и из всего, что говорил Бочаров, понял только одно: старик упрямо сопротивляется его планам и не хочет делать того, что он требует.

— Ты мне зубы не заговаривай! Ты мне прямо отвечай: начнешь завтра молотить или нет? — подступая к Бочарову, чеканил он своим металлическим голосом.

— Не начну! Не могу начать!

— Не начнешь! — округлив глаза и задыхаясь от гнева, выдохнул Листратов, рванул воротник своего полувоенного френча, и оторванная пуговица с треском упала на пол. — Ну, довольно! — в исступлении кричал он. — Терпел твои самоуправства, хватит! Лопнуло мое терпение! Ты саботажник! Явный саботажник и несоветский человек.

— Вот что, Иван Петрович, — не стерпел Николай Платонович, — ты говори, да не заговаривайся. И не ори на меня, не ори. На жену можешь орать, а я тебе не жена.

— Ты все планы срываешь! Весь район назад тянешь! Из-за таких, как ты, мы всегда на последнем месте в области! — выкрикивал Листратов, ненавидящим взглядом сверля Бочарова.

— Ах, тебе планы главное! Тебе чтоб не последнее место в области занять! Тебе чтоб на первом покрасоваться! А ежели хлеб в поле останется — наплевать и забыть!

— Довольно! Слушать не хочу, собирай правление!

— И соберу, соберу правление! Только не легче тебе от этого будет! — выкрикнул Николай Платонович и, хлопнув дверью, выскочил из дома.

— Фокусник! Саботажник! — вытирая обильный пот с лица, бормотал Листратов. — А я, дурак, защищал его, доказывал всем, что он хороший руководитель. А он чем дальше, тем хуже.

— Послал вызывать. Придут скоро, — возвратясь, буркнул Николай Платонович и, не глядя на Листратова, присел к столу. Старые, натруженные руки его мелко дрожали, побледневшее лицо покрылось мелкими капельками пота, в разгоряченной голове метались бессвязные мысли.

«Приехал и орет, — думал он, — ни за что, ни про что. Молотить! Да какой же дурак молотит, когда хлеб не скошен. И орет, орет, вроде на мальчишку».

Листратов сидел, не глядя на Бочарова, и озлобленно кусал губы. Все мысли его сосредоточились на одном: убрать, немедленно убрать этого своенравного старика и решительно потребовать от колхоза выполнения районных планов.

«Я всех научу на его примере, — раздраженно думал Листратов, — раз и навсегда отучу от самовольства».

Первым пришел недавно введенный в состав правления колхоза Алексей Гвоздов.

— А-а-а! Алексей Миронович! — поднимаясь навстречу Гвоздову, встретил его Листратов. — Как жизнь? Рука-то болит?

— Побаливает, но мы на это внимания не обращаем, — гася окурок, ответил Гвоздов, — время не такое, чтоб про какие-то боли думать. Хлебушек нашим воинам нужен. Они там на фронте, а мы тут должны за троих, за пятерых работать.

— Верно говоришь, Алексей Миронович. Время горячее. Нужно костьми лечь, а стране хлеб дать. Это наша святая обязанность.

И других членов правления Листратов встречал у двери, приветливо говорил с ними, усаживал к столу.

— Все, что ли? — скосив глаза, спросил он Бочарова.

— Все, — хмуро ответил Николай Платонович.

— Так вот, товарищи, — поочередно оглядывая лица членов правления колхоза, неторопливо заговорил Листратов. — Вы извините меня, что собрал вас так поздно. Дело, товарищи, не терпит отлагательств. Трудное время переживает наша страна. Вы знаете это и работаете честно, изо всех сил. Ваш труд — это удар по фашистам. Но все же, товарищи, я должен сказать со всей прямотой, как ни больно говорить мне, есть у вас люди, которые не желают делать общее дело, тормозят только, саботируют, своевольничают…