Глеб Бобров - Я дрался в Новороссии![сборник]

Андрей Кокоулин

Украинские хроники. Пашка

рассказ

Мамка начала собирать его с ночи. Приготовила квиток, свидетельство о рождении, иконку бумажную, портретик Бандеры, памятку с гимном и рубашку желтую с надписью на нагрудном кармашке "Слава Укра╖н╕!".

А утром Пашке показалось, что она и не ложилась. Как засыпал он - мамка собирала ему рюкзак, так и проснулся - все то же. Тетрадь. Носки в полоску. К рубашке - синие штаны. Моток ленты желто-синей. Чай в бутылке.

Они, конечно же, спели гимн. На два голоса у них хорошо выходило. Еще бы батя был, так вообще! Соседи за стенкою тоже пели.

- Ще не вмерли Укра╖ни н╕ слава, н╕ воля...

В гимне было много торжественности и грусти. Мамка глотала слезы, Пашка тоже пару раз шмыгнул носом.

- ...╤ покажем, що ми, браття, козацького роду.

Он замерз, пока стоял на холодном полу.

Батареи работали еле-еле, потому что москали не хотели давать газ. Но зиму как-то пережили, а значит, Украине - слава!

Мамка согрела ему на электрической плитке немного воды, и Пашка помылся. Сначала чуть-чуть горячей из ковшика, затем - заряд ледяной из душа. Как он не старался не стучать зубами назло москалям, а челюсти сами находили друг друга.

- Це контрастний душ, Павлик, дуже корисний, н╕яка хвороба тебе не в╕зьме, - приговаривала мамка, мочалкой натирая ему плечи.

Потом они смотрели телевизор.

Президент говорил, что никакой оккупации Киева нет, что никаких условий террористов ни он, ни Рада не приемлют, что Европа уже готовит новый список санкций взамен отмененных, а американский флот везет гуманитарную помощь. И помощи этой будет - каждому. Хоть залейся по самое горлышко.

Закончил он, проникновенно глядя на мамку с Пашкой с экрана:

- З вами ми все подола╓мо, ╕ кра╖на в╕дродиться, тому що нам, укра╖нцям, сто сорок тисяч рок╕в.

Они снова спели гимн. Соседи в такт стучали по батарее.

К половине девятого Пашка уже был одет и собран. Все документы мамка сунула ему во внутренний карман куртки, и только квиток заставила держать в руке - очень боялась, что потеряется. В верхней одежде Пашка согрелся и даже задремал. Поэтому когда дверной звонок неожиданно брызнул задушенной трелью, он чуть не напустил в штаны. Сердце забилось где-то в животе, и стало так страшно, что захотелось сжаться и стать не больше пылинки.

Мамка с изменившимся, бледным лицом, прижимая приготовленный сыну рюкзак к груди, подобралась к двери.

- Хто?

- Гавриленко Павел десяти лет здесь живет? - глуховато спросили с лестничной площадки.

Пашка сглотнул слюну.

- Тут, - тихо подтвердила мамка.

- На экскурсию по квитку.

- Зараз в╕н вийде, в╕н вже готовий, - мамка отщелкнула собачку замка и впустила говорящего в квартиру. - Здраствуйте, пан сепа... - она осеклась и выдавила жалкую улыбку. - Не знаю, як до вас звертатися...

- Как хотите, так и зовите.

Сепаратист был громадный, слегка небритый, в теплых штанах и куртке. Разгрузка, "калаш" на плече. В ладони - планшетка с адресами. Пахло от него табаком и порохом.

- Ну, что? - присев, он большой ладонью взъерошил Пашкину макушку. - Не вмерла Украина молодая?

В серых глазах его, окаймленных лучиками морщинок, не было ни грамма веселости.

- Укра╖на понад усе! - выдавил Пашка.

- Вот и посмотришь, - непонятно сказал сепаратист, выпрямляясь. - Вы собрали ему что-нибудь в дорогу? - обратился он уже к мамке.

- В╕н же ненадовго?

- Через день приедет обратно, - сказал проклятый сепар, принимая Пашкин рюкзак. - Ну, пошли, что ли?

Он легко подтолкнул Пашку к выходу.

- Синку, - вдогонку крикнула ему мамка, - не слухай, що вони тоб╕ будуть говорити, ц╕ сепаратисти. Укра╖на ╓дина, а вони вбивц╕ ╕ будуть проклят╕!

- Ну да, - хмыкнул гость и закрыл за собой дверь.

Они спустились по короткой лестнице мимо разрисованных свастикой стен и плакатов "Перемога!", "Голосуй за Юлiю", "Проживемо ╕ без Одеси".

Перед подъездом, заехав колесом на разбитую асфальтовую дорожку, стоял "пазик", грязно-белый, с зеленой полосой, из окон которого пялились на Пашку такие же, как он, юные экскурсанты. Пашка узнал Семку Татарчука, а еще Нику Сизовскую из одного с ним класса.

С приподъездной скамейки поднялся местный участковый, толстый, усатый дядечка, достал листик, хлопнул папочкой.

- Это все?

- Леха! - крикнул сепаратист в открытую створку. - Сколько уже набралось?

- Восемнадцать, - ответил водитель.

- Ну, наверное, хватит, - сказал сепаратист.