Роберт Рэдклиф - Разрушители плотин (в сокращении)

— Да уж, только, боюсь, все не так просто. Слишком уж у тебя длинный язык. Плюс есть еще твой красавчик, и этот бедняга Кредо, и твоя нагулянная дочь. — На лбу у него блестел пот, дыхание отяжелело. Он сделал еще один шаг вперед. Тесс отшатнулась, ударилась о раковину, начала шарить руками за спиной. Бежать теперь было некуда. И тогда, хотя сердце и билось отчаянно, она вдруг обрела ясность мысли.

— Ты… ты шпион, да?

— Ты это где-то слышала?

— Я так думаю. Ты кому-то передаешь сведения.

— Правда? И как же, интересно, я это делаю?

— Как-то… с помощью того блокнота. Я не знаю.

— Не знаешь. Ничего ты не знаешь. Потому что ты — тварь, ты шлюха, которая родила ублюдка, а теперь путаешься за спиной у мужа неизвестно с кем.

— Ничего подобного. Я тебе не изменяла.

— Так я тебе и поверил. А вот кому поверят другие? Уважаемому сержанту ВВС или лживой шлюхе, которая покрывает свои шашни пустыми рассказами о шпионаже?

— Я… Брендан, постой…

Он шагнул еще ближе. Она чувствовала его дыхание, видела брызги слюны у него на губах.

— Мы на военной базе, Тесс. Тут мои люди, они своего не бросят. Так что провернут все быстро и ловко, уж поверь мне.

— Что провернут? Ты о чем?

— Я о военной полиции, Тесс. Они начнут расследование и установят, что на всеми уважаемого сержанта Мюррея набросилась его жена, которая, как известно каждому, изменяла ему с одним из летчиков. Несчастный, доведенный до крайности сержант Мюррей всего-то пытался защитить свою честь и достоинство — и при этом жена случайно упала с лестницы и, увы, погибла.

— Брендан, господи, я обещаю тебе…

— Нет! Я тебе не верю!

Он бросился на нее, потянулся к горлу. Но в этот самый момент она выбросила руку из-за спины, и сжатый в ней нож глубоко вошел ему в грудь.

Так все и произошло, записал впоследствии Квентин, — Мюррей погиб на кухне собственной квартиры, в ночь налета на плотины. Самого-то Квентина там не было, он и вовсе был в беспамятстве. А находился он в ста пятидесяти милях от базы, на больничной койке, в полутемной палате. Он медленно приходил в сознание, то выплывая из забытья, то погружаясь в него снова, объятый лихорадкой мозг терзали видения — пожар, мучительная поездка в машине по затемненным улицам. В конце концов он очухался. Понял, что сейчас ночь, что его мучают жажда и тошнота, что болит голова. А еще — правая рука тупо ныла, туго спеленутая бинтами.

В палате было жарко и душно, несмотря на открытое окно — занавеска чуть колыхалась, а где-то снаружи заливался одинокий соловей. Он повернул голову, чтобы послушать, и увидел молодую женщину в форме Вспомогательного корпуса, которая спала, свернувшись в кресле у окна. Квентин хотел с ней заговорить, но горло сжалось, и, потеряв над собой власть, он разрыдался. Он оплакивал товарищей, которых потерял в «веллингтоне», и бесчисленных других, не вернувшихся домой. Он оплакивал того белокурого мальчика — улыбчивого, беззаботного, который теперь чувствовал себя таким неприкаянным. Оплакивал трагедию войны, души ее жертв, утраченных и безутешных.

— Хлоя… — прорыдал он. — Хлоя, проснись, прошу тебя.

И она проснулась, и подошла к нему, и напоила его через соломинку, и отерла его пылающий лоб, и утешила его, и укачала, и наконец рыдания стихли и он успокоился.

А потом они поговорили.

— Отрезали, да? — спросил он. — Руку…

— Да, Квентин. Макиндо сказал: еще немного — и было бы поздно. Я сообщила твоим родителям. Они завтра приедут.

— Спасибо, Хлоя. Ты удивительный человечек.

— Вот уж не сказала бы.

— А я сказал бы. Ты работаешь на Арнота и Кэмпбела, верно?

— А как ты догадался?

Квентин выдавил из себя улыбку.

— Меня таинственным образом назначают адъютантом Уитворта. Дают мне водителя, который не умеет водить машину, но ходит за мной повсюду, следя за каждым движением. Тебе приказали за мной приглядывать, верно?

— Вроде того. Хотя для себя я это называла — помогать в работе. Кстати, я умею водить машину. Идея с машиной пришла в голову Уитворту. Он считал, что тебе нужно почаще отвлекаться.

— Он — добрый человек.

— Да. И ты тоже.

— Так я не предатель?

Она погладила его по руке:

— Ну о чем ты.

Он отвернулся.

— Так наша дружба… была частью игры?

— Тебе так кажется?

— Не знаю. Боюсь… мне не вынести…

— Квентин. Не надо. Не расстраивайся понапрасну.

— Прости, — прошептал он. — Пожалел себя. Непростительно.

— Очень даже простительно, учитывая, что тебе выпало.