Александр Терентьев: Из штрафников в разведку

Дежурный придумал – без особых расспросов подсадил Миронова в удачно подвернувшийся состав с беженцами. Алексей забрался в вагон и тут же попал под опеку пожилой полной тетки в больничном халате далеко не первой свежести.

– Отстал от своих, хлопчик? То беда нэ велика – догонишь, – по-украински «гэкая», тетка указала Лешке место в уголке и, услышав «спасибо», вяло отмахнулась пухлой ладошкой: – Та нэма за що! Ось туточки и ложись. Ты ж, мабудь, голодный, а? Зараз я кашки тебэ – трохи осталося… Ой, война та клята, ой, лышенько! А мы с-под самого Киева идемо – почитай, мисяц вжэ! И скильки ще той дорози – хто знаемо…

Через полчаса Миронов-младший, совершенно осоловевший от нервотрепки, беготни и холодной каши, крепко спал, свернувшись калачиком в своем уголке. Последнее, что он успел расслышать сквозь наваливающийся сон, были тихие причитания тетки, горько сетовавшей на тяжелые времена.

Под мерный перестук колес снилось Лешке тихое летнее озеро. Вечернее солнце только-только скрылось за лесом, и все вокруг подернулось едва заметной нежнейшей зеленоватой дымкой. И только небо оставалось блекло-синим, а на опушке яркими заплатами белели россыпи цветущей черемухи, заполнявшей все вокруг своим одуряющим горьковато-теплым запахом…

Проснулся Алексей от страшного грохота и в первые мгновения никак не мог сообразить, где же он сейчас находится. Чуть позже пришло понимание, что происходит что-то неординарное, грозящее серьезной опасностью. Где-то совсем рядом, сотрясая ненадежные стенки вагона, тяжело ухали разрывы, с истошным воем проносились самолеты, и раз за разом надрывно кричал гудок паровоза – казалось, это большое и насмерть перепуганное животное сипло трубит сигнал опасности.

Первым порывом Лешки было непреодолимое желание забиться поглубже куда-нибудь под лавку, сжаться в комочек и прикрыть голову руками. Затем до слуха донеслось заполошное женское кудахтанье: «Ой, диты, скорийше уси тикаем с вагону! Опять бомбы кидают, ироды!»

Ага, пронеслось в голове, похоже, это та тетка в белом халате людей из вагона выгоняет! Правильно выгоняет – во время бомбежки вроде бы надо подальше от поезда разбегаться и на землю ложиться.

Лешка вскочил, намереваясь побыстрее сигануть из вагона, и тут же чуть ли не уткнулся носом в обтянутую халатом объемистую грудь. Вскинул голову, встретился взглядом с наполненными тревогой глазами женщины и от растерянности задал совершенно идиотский вопрос:

– Это бомбежка?

– Бомбежка, сыночка, бомбежка, – торопливо закивала тетка и, оглянувшись себе за спину, где в длинном проходе толклись десятки перепуганных, еще только начинающих плакать и кричать ребятишек, живо распорядилась: – Ты, хлопчик, шибчей спрыгивай и детишек принимай: высоко там, самим им из вагона – никак! Побьются и руки-ноги поломают! Сейчас главное: их из вагона вытащить, а там они в поле разбегутся и сами схоронются – цэ не в перший раз нас уже так…

Снаружи все оказалось гораздо страшнее, чем воспринималось на слух из темноватого вагона. Самолеты с мерзким, выматывающим душу ревом пикировали и сбрасывали бомбы, рвавшиеся вокруг остановленного состава. Несколько теплушек в хвосте поезда горели, и свежий утренний ветер старательно раздувал черно-оранжевое пламя, отгоняя в сторону едкий темный дым. Из вагонов разноцветным горохом сыпались люди и с криками беспорядочно метались, разбегаясь по длинному полю, желтевшему между железнодорожными путями и темневшим вдали лесом. Гудки паровоза, вой самолетных двигателей, взрывы бомб, взметающие черные груды земли, бегущие и падающие люди – все это напоминало совершенно нереальный кошмарный сон.

Алексей и сам не понял, как ему удалось удержаться и не рвануть в поле вместе с другими – наверное, остановили теткины глаза, в которых робкой просьбы было гораздо больше, чем требования. Словно автомат, он чисто механически поднимал руки, принимал детей, торопливо ставил их на землю, бросал короткое «беги!» и вновь поворачивался к проему вагонной двери. Последней из вагона выбралась охающая и пыхтящая тетка и, неуклюже переваливаясь, засеменила прочь от состава, крепко придерживая за руки двух девчонок лет восьми-десяти.

Очередной самолет с крестами на крыльях спикировал на горящий состав, и Лешка, чувствуя, как холодеет от ужаса затылок и под ложечкой разливается противная пустота, пустился бежать. Где-то за спиной гулко ухнуло, и Алексей, буквально сбитый с ног тугой взрывной волной, споткнулся и с лету кувыркнулся в свежую воронку, успев расслышать дробное «ту-ту-ту» – видимо, немец бил из пулеметов.