Александр Терентьев: Из штрафников в разведку

Паренек живо поднялся и нырнул в пахучую темноту шалаша. Через минуту вернулся и, хитро улыбаясь, торжественно протянул отцу бутылку пива.

– Героическим кавалеристам от будущих танкистов! Я с вечера припрятал. Ура?

– Ура… – мужчина щелкнул крышкой, отхлебнул солидный глоток, довольно зажмурился и подобревшим голосом сообщил: – Жить, товарищи, стало лучше, жить стало веселей. Слышь, танкист, я с Петровичем разговаривал: он согласен взять тебя в смену. До осени – в смысле, до школы. Пойдешь?

– Здорово! Ну конечно, пойду! Сколько ни заработаю – все хорошо. И ботинки новые надо, и за школу платить, и вообще, – Лешка неопределенно покрутил ладонью.

– Вот именно – и вообще, – согласно кивнул старший Миронов. – Все меньше собак гонять будешь и обувку трепать. Сто пятьдесят за твою учебу – не такие и великие деньги, но и они не с неба валятся. Это понимать надо. Ну, ничего, десятый закончишь, а там посмотрим. Год и не заметишь, как пролетит, а аттестат нынче большое дело! Это не мои четыре класса с коридором. Опять же, мать хотела… Ладно, давай собираться – солнце вон уже где!

…До окраины города Мироновы добрались за пару часов. Белогорск жил вроде бы самой обычной жизнью небольшого провинциального городка: в депо деловито посвистывали паровозы, где-то патефон наигрывал легкую танцевальную мелодию, сушилось на веревках белье, с криками носилась ребятня, белая коза на лугу смешно жевала траву пополам с какими-то невзрачными цветами.

Но было что-то во всем этом не так, как обычно, и Лешка поначалу никак не мог сообразить, что же показалось ему неправильным. Прикидывая, как половчее выпросить у отца купить у тетки, торговавшей с тележки фруктовой водой, стакан вкуснейшего напитка с вишневым сиропом – а еще лучше два! – Алексей вдруг понял, что вызвало его недоумение. Около пивной палатки почти не было мужиков. Обычно в выходной там толпились десятки разномастных любителей горьковатого напитка, а сейчас лишь несколько человек маячили рядышком с дощатой коробкой и деловито сдували с кружек белую пену.

– Смотри-ка, и очереди нет – повезло! – Миронов-старший заказал пива себе и бутылку ситро для Лешки и, пока буфетчица возилась с краном и отсчитывала мокрую мелочь на сдачу, поинтересовался у потрепанного мужичка, жадно прихлебывавшего из стеклянной кружки: – А где народ-то? Или выходной отменили, а я и не заметил?

– Там! – мужик кивнул куда-то себе за спину. – На базаре. Ждут чего-то…

На городском рынке, почему-то гордо именовавшем себя «колхозным», действительно – масса народа толпилась на центральном пятачке, и все выжидательно поглядывали на квадратный раструб репродуктора, черневшего высоко на столбе. Люди в толпе сдержанно переговаривались, на все лады повторяя «важное» и «сообщение». Наконец репродуктор ожил и, слегка шипя, выдал:

– Граждане и гражданки Советского Союза! Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление… Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны, германские войска напали на нашу страну, атаковали наши границы во многих местах и подвергли бомбежке со своих самолетов наши города – Житомир, Киев, Севастополь, Каунас и некоторые другие…

– Да они… Да мы их… – Лешка, едва сдержавший улыбку, когда Молотов в слове «гражданки» сделал странное ударение, хотел сказать, что теперь немцам точно конец – Красная армия покажет этим дуракам, как надо воевать! Хотел, но поймал странно неприязненный взгляд отца, коротко бросившего сквозь зубы: «Рот прикрой!» Рот Алексей, конечно же, благоразумно закрыл, но поблескивающие глаза выдавали если и не азарт, то явное ожидание чего-то большого и невероятно интересного.

«Война! Так у нас же этот… пакт! О ненападении. Газеты ведь писали! Вот же гады! Ну, ничего – как напали, так и драпать начнут, – уверенно прикидывал про себя Лешка, сожалея сейчас лишь об одном: ему-то всего шестнадцать! – Сколько понадобится Красной армии времени, чтобы в хвост и в гриву наподдать немчуре? Неделя, две? Ну, пусть даже месяц! В любом случае на фронт мне не попасть – скажут, мал еще. Вот так всегда: все самое интересное происходит без нас! Гражданская, война в Испании, Хасан с Халхин-Голом, финская – люди воюют, настоящие подвиги совершают, а тут…»

– Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами! – договорил репродуктор и умолк.

На несколько мгновений на площади воцарилась тягостная, нехорошая тишина, а затем откуда-то со стороны раздался неимоверно тоскливый женский плач, тут же перешедший в жутковатый вой. Толпа, словно по сигналу, ожила-зашевелилась. Озабоченные помрачневшие лица, тревожные, растерянные, испуганные взгляды – и ни одного смешка, ни одного веселого возгласа. Алексей опасливо покосился на отца и только сейчас, пожалуй, начал соображать, что происходит действительно нечто очень нехорошее. Миронов-старший вдруг показался ему враз постаревшим лет на десять.