Александр Терентьев - Из штрафников в разведку

– К утру мы должны быть вот здесь: что-то вроде небольшого хутора. От него по прямой километров пять до станции… как тут ее… Лыково.

– А до самого хутора сколько, товарищ лейтенант? – поинтересовался Яровец.

– Да ерунда, – устало усмехнулся Прохоров, – верст десять с гаком.

– Ну ничего себе, – присвистнул от удивления сержант. – Не успеем ведь до света.

– Да куда ты денешься, сержант… Успеем! В горочку бегом, под горку кувырком. Прыг да скок… И чтоб тихо мне! Иначе сами знаете: засвеченная разведгруппа – это что? Ганевич, ну-ка, подскажи!

– Мертвая группа, – нехотя отозвался разведчик.

– Во-от! А мы командованию нужны живые… Группа, вперед бегом марш!

Миронов бежал, привычно опустив взгляд к монотонно мелькавшим впереди сапогам Дукина, при всей своей огромности умудрявшегося двигаться почти бесшумно. О себе же Алексей так сказать, при всем желании, никак не мог – он был уверен, что и топает излишне неуклюже, и дышит чересчур шумно, и вообще скоро окончательно выдохнется и упадет. Кусты, лес, полянки, овраги, ручейки – все слилось в одну бесконечную лесную круговерть, которой, казалось, никогда не будет конца.

«Сука, когда ж эта заимка чертова покажется, а? – жадно хватая пересохшими губами прохладный ночной воздух, думал Миронов. – Сил моих больше нет! В глазах темно. Рубаха – хоть выкручивай, весь мокрый, как крыса… Ноги как ватой набиты, чужие совсем. Или свинцом… Ноги беречь, ноги! Вот что для разведчика самое главное, а голова – это уж потом. Не дай бог о какую корягу или о камень споткнуться и ногу повредить – куда меня тогда? Только пристрелить, чтоб под ногами не путался и ребятам не мешал… Вот сейчас просто упаду, и все – пусть стреляют! Не все равно, где и когда подыхать? Еще чуть-чуть потерплю и упаду…»

– Да тихо ты, лось! – сердито зашипел внезапно остановившийся Дукин, которому Лешка умудрился с разбега ткнуться в спину. – Спишь на ходу, что ли?

– Что там? – без особого интереса спросил Миронов, стараясь унять дыхание и вытирая грязным рукавом телогрейки пот с лица. – Не сплю я. Просто помру сейчас, и все.

– Поздно помирать, брат, – мы уже на месте! Вон он – хутор наш…

Серенький рассвет купал в белесом холодном тумане опушку леса, небольшой луг и несколько построек – таких же унылых, как и наступавшее осеннее утро. Огород с заросшими холмиками пустых грядок, сырая темная пашня с разбросанной засохшей картофельной ботвой, да и сами постройки странным образом не радовали встречей с человеческим жильем, а наоборот – наполняли душу ощущением запущенности и тяжкой нищеты, возможно – подумалось Миронову, – из-за того, что буквально на всем здесь лежала печать запустения и острой тоски по мастеровитым мужским рукам. Любой дом без хозяина – сирота, а на хуторе, судя по всему, хозяина не было давным-давно.

Прохоров несколько минут рассматривал дом и постройки в бинокль, потом негромко скомандовал:

– Яровец, проверь! Только осторожненько, не дури и не перепугай там никого. Пароль помнишь?

– Так точно, товарищ лейтенант, все помню, даже и не сомневайтесь, – всматриваясь в неясные очертания дома, сержант поправил на плече ремень автомата и направился к хутору. – Все будет аккуратненько, как в аптеке! А ежели чего такого, так не забудьте потом хорошенько помянуть геройского сержанта Яровца…

– Помянем, даже и не сомневайся, – беззлобно усмехнулся Прохоров. – Балабол. Всем боевая готовность номер один! Мало ли чего там.

Через десять минут разведчики облегченно выдохнули – Яровец появился на крылечке и приглашающе махнул рукой: мол, все чисто, добро пожаловать в апартаменты!

«Апартаменты» мало напоминали царские палаты: всего лишь небольшая комната и крохотная кухня. Большую часть дома традиционно занимала русская печка, давно мечтавшая о свежей побелке. Явно скучающие по метелке и влажной тряпке затоптанные полы, закопченные стены, небогатый набор деревенской мебели, состоявший из табуретов, дощатого стола и деревянных лавок – все убранство дома красноречиво говорило о том, что живут здесь точно не бояре или богатые купцы первой гильдии. Единственными украшениями дома были темная икона в красном углу с потухшим огарком церковной свечи перед образом и старые ходики на стене, монотонно отстукивающие тоскливые минуты и часы – а какими они могли быть еще в таком доме, да еще когда и война кругом…

– Здравствуй, хозяюшка! – Прохоров сначала оценивающе обвел взглядом внутреннее убранство жилища, сочувственно цыкнул зубом и уж потом извиняющимся тоном продолжил, обращаясь к полноватой женщине неопределенного возраста, настороженно и недружелюбно посматривавшей на незваных гостей: – Ты сильно-то не серчай, мы долго у тебя не пробудем. Подсказали нам добрые люди, что ты можешь с человечком со станции свести, так?