Борис Бурлак - Левый фланг

А старшина все бредил, бредил. Старшина просил прощения у жены за то, что побил ее однажды, когда она вступилась за меньшого сына, он и к сыну обращался с тем же покаянным словом…

— Нельзя ли побыстрее, — сказал Тишин водителю.

Тот прибавил ход, но машина угодила в глубокую рытвину, залитую водой, и чуть не перевернулась. Шофер выругался, немедленно сбросил газ.

Так и ехали они по фронтовому, размешанному проселку до самого восхода солнца. Оно внезапно ударило в глаза, когда виллис, наконец-то, вытянул на гребень лесистого увала. Все вокруг заиграло утренними красками, оживилось, и на деревьях, пробуя голос, затрещали беззаботные сороки. Весь мир в одну минуту преобразился под весенним солнцем. Луч его упал на серое, землистое лицо Нефедова, который лежал теперь молча. «Неужели умер?» — испугался Тишин. Он с немым укором оглядел все это сверкающее небо Венгрии и отвернулся и от неба, и от старшины, чтобы только собраться с силами.

Дунай опять стал главной осью наступления, вокруг которой, все больше набирая ход, раскручивался огромный маховик Второго и Третьего Украинских фронтов.

Дивизия Бойченко находилась ближе всех к дунайской оси, где скорость не так сильно ощущалась, как на удаленных от центра полудужьях, но тем не менее и эта дивизия считалась не последней спицей в колеснице. Преодолевая контратаки немцев, она упрямо наступала в общем направлении на город Комаром.

Тут всюду были разбросаны мелкие помещичьи имения, которые значились на картах как господские дворы. И каждый такой двор брали с боем, как опорный пункт старого мира. Штаб дивизии кочевал со двора на двор, стараясь не отстать от своей пехоты. Начальник штаба высылал вперед группу офицеров — операторов, разведчиков, связистов, а потом, в сумерки, выезжал и сам со всем остальным х о з я й с т в о м — отделением кадров, писарями, комендантским взводом и хозчастью. Внешне это выглядело разумно, по уставу, но кто же не знал, что Некипелов давно неравнодушен к сумеркам, когда кончается рабочий день немецкой авиации и можно без опаски, чинно и спокойно переехать на новый постоялый, то бишь господский двор. А немцы в те дни активничали вовсю, летали большими косяками с утра до вечера. Противник еще надеялся, что его в е р т и к а л ь н а я стратегия задержит наступающие армии на дальних подступах к Вене, и стягивал на юг последние резервы «люфтваффе».

Погода, как нарочно, стояла великолепная: ни облачка над всей Западной Венгрией. Вот и сегодня «юнкерсы» очень рано, с самого рассвета, повисли над окрестными дорогами. То здесь, то там гремели бомбовые удары. Весенний воздух, пряно пахнувший талой, сырой землей, широко плескался из стороны в сторону. Немцы вымещали зло на войсковых обозах, которые тянулись к фронту.

Некипелов вызвал к себе майора Зарицкого и распорядился немедленно выехать с первой группой на господский двор Паула, час назад освобожденный от противника.

— Слушаюсь, — привычно козырнул майор и вышел из бункера, где так удобно расположился Некипелов с офицерами связи.

Вера ждала его у машины.

— А ты куда? — спросил Зарицкий.

— С тобой, конечно.

— Нечего тебе там делать. Оставайся тут пока. Приедешь вечером со всеми.

— Не останусь.

— Вера!..

— Да пойми ты, на меня и без того косится начальник штаба.

— Ничего, переживет.

— Я не хочу никаких привилегий. Что я, кисейная барышня, что ли? Служба есть служба. Тем более, генерал может заинтересоваться этим ф р у к т о м, — она кивнула в сторону пленного фельдфебеля. — А кто будет переводить?

— Ах, Вера, Вера… — сказал Зарицкий, но все-таки уступил ее желанию быть вместе с ним в оперативной группе.

Через несколько минут они отправились вперед на двух машинах — новом трофейном «штейере» и старенькой А н т и л о п е г н у. Зарицкий сел рядом с шофером, а на заднем сиденье открытого «штейера» — вооруженный до зубов, с автоматом, Жора Акопян, щуплый белобрысый немчик и Вера Ивина.

— Аллюр три креста, — шепотом сказал Зарицкий водителю.

Но только они вырулили с полевой дороги на большак, как налетели «юнкерсы». Идущие впереди автомобили и повозки тут же остановились, шоферы и повозочные кинулись в глубокие кюветы, через которые не мог перемахнуть даже «штейер», не говоря уж об автобусе, в котором ехали другие офицеры штаба. Зарицкий крепко выругался, поняв, что угодили в ловушку, — ни вперед, ни назад. Как ему не хотелось брать с собой Веру…

Они отбежали подальше от затора.