Георги Лозев - Я, Легионер

Пока мы грузили металлические ящики с боеприпасами, служившие столом, страсти утихли, и все начали работать сообща. В какой-то момент, однако, капрал-механик, притворяясь, что не видит, оттолкнул меня назад. Я ответил ему тем же, тараня его плечо, он пошатнулся и упал в грузовик. На этот раз я был в ярости и пошел к нему, чтобы прикончить его пинками. Я чувствовал себя физически сильнее его и считал, что уже выиграл спор. Я собирался пнуть его, но свет большого фонаря “Maglayt”, который одновременно служил и палкой, ослепил меня. Румын подготовился к драке, в то время как я недооценил врага и в следующую секунду получил удар железным фонарем по голове. Голова закружилась, но я устоял на ногах. Я поднял руки и крепко сжал кулаки, готовый отдать все, как будто это было самое важное сражение в моей жизни. Мне удалось остановить удар, но головокружение усилилось, и я чувствовал, что мое лицо покрылось горячей липкой жидкостью, которая заливала глаза и мешала мне видеть. Я вытер глаза рукой и попытался сосредоточиться. Я видел все как в тумане, но в какое-то мгновение я прозрел и вдруг вместо того чтобы увидеть ожесточенного врага, разглядел перед собой испуганное лицо механика. Он бросил фонарь и закричал:

— Твой лоб, смотри, большая рана!

Все изменилось в считанные секунды, не враг стоял передо мной, а озабоченный моим состоянием товарищ. Румын продолжал кричать: «Пешков, доктор Пешков, проблема!»

— Ничего! — крикнул я и потянулся ко лбу, но когда я пощупал череп от левого глаза до макушки, снова закружилась голова, и ноги подкосились…

Я потерял сознание или из-за психического шока, или из-за удара, или из-за потери крови. Откуда-то издалека я услышал голос фельдшера Пешкова:

— Мы должны сделать вливания, он теряет много крови. Йорданов, иди сюда, поговори с ним по-болгарски! Не давай ему спать! — кричал украинец тревожно.

Мой земляк стоял рядом со мной и начал говорить мне что-то, но у меня не было сил сосредоточиться на его словах. Пешков вернулся с инструментами и сердито сказал Йорданову:

— Спрашивай о чем-то конкретном, чтобы он отвечал, пока я буду зашивать рану.

— Что случилось, брат, я думал, ты уже измолотил этого румына?

— Все в порядке! — сказал я ему. Каждое произнесенное слово стоило мне невероятных усилий. — Скажи им, я просто упал с грузовика во время разгрузки.

— Слишком поздно. Кормье всерьез заволновался. Все уже знают о твоей драке с румыном, и состояние у тебя плохое. Но у тебя останется классный шрам.

— Спроси его, когда он родился! — воскликнул Пешков нервно.

— Так из-за чего вы дрались? — продолжал по-болгарски Йорданов.

— Из-за вилки.

— Бля, так драка из-за вилки!

Впервые я понял, что мы действительно подрались из-за глупой вилки. Я был готов драться до смерти во имя какой-то сомнительной чести. По своей сути это было очень плохое стечение обстоятельств. Во мне все еще бурлило желание встать и продолжить драку, но я вспомнил тревожный взгляд румына, который ударил меня, и смутился. Я мог бы сдержать свой гнев или просто простить. Все решится в тот момент, когда мы снова встанем друг против друга.

— Когда он родился? — снова спросил Пешков.

— Может быть, он не знает, — пошутил Йорданов.

— Так, вероятно, он был без сознания, — украинец заволновался и влил мне в рот лекарство. — Нужно вызвать вертолет.

Это были последние слова, которые я услышал, после чего голоса стали отдаляться, и я уже видел сон. Во сне я свободно летел над пустыней, наслаждаясь огромными песчаными дюнами, но вдруг проснулся от звука мощного двигателя. В самом деле, я летел, но все вокруг было темно. Я не знал, было это сном или явью. Я попытался встать, но голова была тяжелой, как будто из свинца. Я вспомнил о драке с румыном, потянулся ко лбу и нащупал огромную повязку. Это успокоило меня, но когда я коснулся черепа, то понял — мне не снилось. Я был в вертолете рядом с полковником, и надо мной стоял военный врач.

— Пока будут легионеры, всегда будут и происшествия, — услышал я комментарий капитана медчасти и снова погрузился в сон.

Я проснулся во время посадки на базе. Два фельдшера понесли меня на носилках к отделению госпиталя. Лечащим врачом оказалась красивая женщина — лейтенант французской армии. Она сразу же сказала, что мне надо сделать несколько снимков черепа, и фельдшеры снова понесли меня вверх и вниз на носилках. Когда меня наконец положили в палату к другим легионерам, больным малярией, моя врач пришла посмотреть рану.