Полковник Ващенко, плотный, кряжистый, обычно уравновешенный человек, в этот раз был крайне взволнован и возмущен и показался Виктору в столь непривычном состоянии немного смешным и каким-то неуклюжим, чем-то напоминая разбушевавшегося медведя.
— Представляешь, Соколов, особисты не смогли взять егерей, вот… — Они были вдвоем, и командир полка говорил откровенно. — Двоих застрелили наповал, а третий… без сознания. И вряд ли придет в себя.
— Прохорова-то взяли? — Больше всего Виктора волновало это.
— Если б не взяли, нам головы за то поотрывали бы. — Ващенко приподнял массивный, как гиря, кулак. — Говорил им, что сами справимся. Уж мы-то постарались бы… Но ты же знаешь! Последнее слово за начальством.
— Не будем огорчаться. Главное, не дали уйти егерям. Теперь нам надо спешить. Немцы тянуть долго не будут.
— Ты прав, капитан. В путь. И будьте осторожны.
Перед тем как отправиться, Виктор заглянул к матери ненадолго — кто знает, что ждет их там, у развилки! Про то, что батальон уходит вперед для прикрытия колонны, говорить, разумеется, не стал — к чему ей лишние тревоги.
Елизавета Христофоровна встретила сына улыбкой. Вид у нее по-прежнему был усталый, но она нашла в себе силы, чтобы предстать перед сыном в меру бодрой, неунывающей, будто чувствовала, что он заглянул к ней попрощаться.
Виктор склонился над егерем, лежащим на хворосте.
— Так и не приходит в себя? — спросил он у матери, и вдруг немец показался ему знакомым. — Так это же…
Ну конечно — это молчаливый, с виду флегматичный Ганс.
— Он безнадежен. Ты знал его?
— Да, мама, — ответил Виктор сумрачно. — Помнишь, в тридцать девятом году приезжали к нам альпинисты? Вот он — один из них.
— Печальный и бесславный конец, — сказала мать.
— Каждому свое! — сурово заключил Виктор, стиснув зубы: молодой, крепкий парень лежит на холодных хворостинах, умирает вдали от родины. Домой сообщат: без вести пропал. Пропал… да еще без вести. Пожалуй, будет вернее — без известности. Вот так, может быть, и Карл Карстен… лежит где-нибудь. Жив ли? Вот кого Виктору поистине было жаль. А таких, как Ганс…
— Устала? — спросил он.
— Немного. — Она улыбнулась.
— Ну, мне пора.
— Береги себя, сынок. — Она поцеловала его в щеку.
Рано утром, лишь только посветлело небо, появился немецкий разведывательный самолет, он кружился над вершинами.
— Не дождались лазутчиков, — заметил Соколов сурово. — Ну так что, выследили нас? Поздно хватились!
— Нагрянут теперь, не задержатся, — добавил Хачури зло.
— Надо успеть переправить людей в безопасное место.
Немцы появились часа через три. Но к тому времени людей и скот удалось увести в ближайшие за перевалом села.
— А теперь главное — не дать фашистам прорваться, — предупредил Соколов своих ротных. — Ни одному гаду.
И он стал расставлять бойцов. Роту Хачури — на правый фланг. В этом месте, как рассчитал комбат, немцы нанесут главный удар. Они не пойдут по узкому дну распадка в центре, проваливаясь в глубоком снегу, и слева, на более открытом участке, рассуждал он. Не станут предпринимать каких-либо действий, разве только попытаются отвлечь их внимание. На левый фланг направил вторую роту.
Первый штурм егерей был отбит.
Ночью заморосило, а потом пошел снег. Азамат предложил остановиться на отдых в сторожевой башне. Внутри было сухо, нашли немного сена. Вначале уложили малыша. Алексей изнемогал от усталости, хотя усердно продолжал идти, ни разу не попросился у матери на руки и от услуг чужого дяди отказался. Да и взрослым требовался отдых.
Надя поджимала под себя гудящие от усталости ноги, зябко куталась в пальто, приподняв узкий воротник, будто это могло дать какое-то дополнительное тепло. Она прислонилась плечом к пропитанной дымом каменной стене башни. Азамат предлагал разжечь костер, но Надя отказалась, чтобы не привлекать ничьего внимания. Ей казалось, что немцы идут за ними по пятам.
— Может быть, тебе покажется странным, — тихо и проникновенно исповедовался Азамат, — говорю откровенно, поверь… — Он умолк ненадолго, как бы собираясь с силами. — Ради тебя я готов отдать все, даже свою жизнь. Клянусь.
— Прости. Я на самом деле не думала, что ты… — Она не договорила. — Я тебе бесконечно признательна. Сама бы я не решилась… А ты, оказывается, смелый…
— Какой я, к чертям, смелый, — возразил с досадой Азамат. — Смелость моя какая-то скособоченная. Не в ту сторону повернутая. Другой бы на моем месте… Да взять хотя бы твоего Виктора. — Он покосился на спавшего малыша. — Такая возможность… Ночь, мы одни… А я…
Читать дальше